«Быть может за хребтом Кавказа» - [7]
Одних инакомыслящих доставляли на Кавказ под конвоем, других — по приказу, третьи отправлялись полудобровольно. Немногим повезло. Лермонтов, выехавший в последний раз на юг с тяжелыми предчувствиями (как и Грибоедов), надеялся за хребтом Кавказа найти тот уголок, который отправился искать его единомышленник Чацкий. Впрочем, уверенности у него не было («быть может…»). Его скрытые опасения подтвердились. Ему даже не удалось перевалить хребет, он не успел укрыться, да и укрытия-то не было. Поэт тоже «был назначен на убой»>[5], и роковой выстрел раздался лишь случайно в Пятигорске, а не в каком-либо другом пункте империи.
Ибо кавказская Азия была южным продолжением «немытой России» не только в географическом смысле. Здесь обосновались и развились все основные российские проблемы (при наличии, естественно, и местных), в том числе и главная в последнее столетие существования империи Романовых: противоборство деспотизма и освободительного движения.
Тогда деспотизм взял верх. Разными способами он расправился со всеми героями этой книги. С одними — до конца, других выбил из колеи, обрек на изгнание или бездеятельность. Но семена, посеянные многими лучшими русскими людьми на Кавказе, дали свои всходы, только много позднее.
Итак, Кавказ, кавказская Азия как часть и продолжение России, кавказская история и культура нового и новейшего времени как часть общероссийской истории и культуры — тема обширная и благодарная. В настоящей книге Н. Я. Эйдельмана освещаются лишь некоторые ее грани, но и это — немалый вклад. Читатель, перевернув последнюю страницу этой книги, убедится: родная наша культура, классическая русская литература в особенности, многим обязана Кавказу.
Когда читатель развернет эту книгу, о Натане Эйдельмане уже будут говорить в прошедшем времени. Ему не суждено было радоваться своему новому детищу, почти двадцатому по счету (а кроме того, множество статей, предисловий, примечаний, рецензий и т. д.). Разрыв сердца внезапно прекратил его кипучую деятельность, которая получила столь широкое общественное признание у нас и за рубежом.
Здесь неуместен некролог. Скажу только о двух основных качествах этого на редкость одаренного человека, проявившихся и в данной книге: универсализм и отзывчивость. Его эрудиция поражала, его книги были густо населены как историческими персонажами, так и людьми обыкновенными, диапазон его интересов простирался от проблем происхождения человека до особенностей нашей перестройки, высокий профессионализм виден в его работах и по гражданской истории, и по истории общественной мысли и литературы. Самый же большой и поистине бесценный вклад он внес в изучение русской культуры XIX в. (отчасти и XVIII) в контексте русской истории и наоборот. Уверен, что эти его труды со временем получат самое высокое признание.
Творчество Эйдельмана являет пример преодоления узкого специализма, приземленности, конъюнктурщины, пример прорыва в пограничные области знания, где, как известно, ищущего ожидают наибольшие открытия. Разносторонность была свойством его творческой натуры — историк, литературовед, знаток архивов, но и прирожденный педагог (он начинал как школьный учитель и высоко ставил это звание), писатель (в том числе и детский), но и популяризатор, публицист, оратор. Кроме того, он был по-настоящему прогрессивный человек, видящий далеко вперед. И отличный товарищ, всегда готовый помочь и словом и делом, в том числе и автору этих строк.
Натан Эйдельман всю жизнь выкладывался до конца. А сердце не выдержало…
Введение
«Действующими лицами» являются также Ермолов, Огарев, Лермонтов, Лев Толстой, декабристы… Повествование, в основном сосредоточенное на 1820–1840-х годах, неоднократно переносится во вторую половину XIX в., кроме того, в 1920–1930-е годы (время научных и литературных трудов Юрия Тынянова), в 1950–1980-е (современные споры о грибоедовской, пушкинской, декабристской эпохе).
Книга названа знаменитой лермонтовской строкой, где звучит надежда, что «за хребтом» будет другая жизнь, что «всевидящий глаз» там близорук, а «всеслышащие уши» — глуховаты.
Поэт, изгоняемый в очередную ссылку, столь резко и дерзко прощается со «страной рабов, страной господ», что, выходит, они, а не он осуждены и сосланы. Подобно древнему Диогену, который, узнав, что правители родного Синопа приговаривают его к изгнанию, тут же приговорил своих врагов к «пребыванию на том же месте»…
Европейская, русская литература XVIII–XIX вв., как известно, отдала тысячи страниц Востоку — условно-романтическому или реальному. Тема взаимоотношений западных народов с восточными, разумеется, одна из важнейших, глубочайших; но не менее существенно, как сами «западные люди» при этом меняются, как относятся друг к другу в непривычных, порою в экстремальных условиях. Разнообразный опыт нашего времени учит, что необыкновенные, невероятные обстоятельства — довольно надежный фон для выявления обычного, повседневного, типичного — того, что уже давно теплилось в человеке и только ждало повода вспыхнуть…
