Быть княгиней. На балу и в будуаре - [40]

Я коротко познакомилась с маршалом Бироном, который позволил мне брать его ложу в опере и во французском театре. Этот благородный старик, бывший лев французского двора и самый приятный собеседник, так влюбился в мою дочь, что она могла говорить ему и заставлять его делать все, что ей было угодно. Однажды я увидела, что он по ее капризу прыгал по комнате, весело напевая известную песню:

Quand Byron voulut danser,

Quarid Byron voulut danser…

В начале марта мы покинули Париж и через города Верден, Мец, Нанси и Безансон отправились в Швейцарию. По дороге мы заезжали в укрепленные места с той целью, чтобы мой сын мог несколько познакомиться с военной фортификацией, имея позволение от двора осматривать и исследовать все общественные объекты.

В Люневиле мы видели смотр жандармов, который был назначен именно для нашего удовольствия.

Провожал нас Остервальд, знаменитый спором с Фридрихом Великим за народные права. Этот почтенный старик, любимый в обществе за его ум и добродетели, прославленный мужеством своего характера, показал нам любопытные места в окрестностях. Он водил нас в деревню Локль, к «Горячему ключу» и на вершины гор, господствующих над окружающим. Его умный и приятный разговор еще больше содействовал нашему удовольствию. Я купила в его типографии несколько книг, его собственных сочинений, в которых участвовала его дочь; эти книги были отправлены в Амстердам моему банкиру.

Я встретила многих из моих прежних знакомых в Берне и Женеве. В последнем городе я виделась с Крамерами и старым другом Губером, о котором уже говорила. Он подарил мне портрет Вольтера, им самим нарисованный, и затем мы не без взаимного сожаления расстались.

Между прочим, Женева и Лозанна напомнили мне о моем друге Гамильтон и ее очаровательном обществе, которым я имела счастье пользоваться в первое свое путешествие.

Через Савойю между отрогами Монблана мы проехали в Турин и были хорошо приняты при дворе сардинского короля и королевы. За отсутствием русского посланника в это время нас представил английский министр, сын лорда Бьюта и племянник Маккензи; я познакомилась с ним еще в Лондоне. По приказанию короля нам показали в Турине все, что обыкновенно интересует путешественников.

Во время нашего пребывания здесь один молодой ливонский дворянин, студент королевской военной академии, был обвинен за какие-то шалости и дурное поведение; его хотели выгнать из заведения и отослать домой. Я вступилась за него и выхлопотала ему прощение. Потом призвав его к себе, очень строго пожурила и отдала под покровительство британского уполномоченного Стюарта впредь до распоряжений его очень уважаемого в России отца, которому я пригрозила написать.

Сардинский монарх особенно гордился своим Алессандрийским укреплением, а более всего – цитаделью, которую никто из иностранцев не мог посещать без особого позволения короля. Он дал это позволение моему сыну, который проездом через Алессандрию мог осмотреть все укрепление без всякого ограничения.

Из Турина наш путь лежал через Нови в Геную, где мы провели несколько дней и осмотрели все достойное внимания в окрестностях Милана. Граф Фирмиан, императорский министр, управлял этим герцогством; я нашла в нем человека честного, образованного и горячо любимого народом. Наше знакомство с ним было неоценимо, потому что без его совета и помощи мы не могли бы, по крайней мере без затруднений, осмотреть пленительные озера Маджоре и Лугано и острова Борромео. Он провез нас самым удобным путем; на дороге нельзя было найти почтовых лошадей, он доставил нам вольнонаемных. Таким образом, без особенных лишений и неудобств мы совершили самую интересную поездку, очарованные великолепием природы и воспоминаниями об этом истинном земном рае.

Громадное недостроенное здание, воздвигнутое на этой счастливой земле одним из членов Борромейской фамилии, было слишком обширным для загородной резиденции даже короля. План его мог появиться только в забитой фантазиями голове папского племянника, потому что в эти дни папа был всемогущ и его доходы соответствовали его необыкновенной роскоши.

В два дня мы проехали Парму, Пьяченцу, Модену и на более долгое время расположились во Флоренции, где картинная галерея, церкви, библиотеки и кабинет естественной истории великого герцога задержали нас более чем на неделю.

Его высочество приказал подарить мне несколько экземпляров не только местных окаменелостей, имея у себя дубликаты их, но и из других частей света, собранных Козимо Медичи, гений коего озарил Италию на заре возрождения наук.

Из Флоренции мы отправились в Пизу. Комиссар этого местечка дал мне обед и проводил нас на площадь дома Розальмина, где мы увидели старинную игру «Il Jioco del Ponte», которая была приготовлена нарочно для нас. Две партии, названные по именам их приходов «Santa Maria» и «Santo Antonio», вступили в бой на огромном мосту, одетые в каски и латы, с длинным развевающимся платьем и вооружением. Единственным их оружием, как оборонительным, так и наступательным, были плоские дубинки, каждая с двумя рукоятями.

Пизанцы до страсти любят эту игру, и высшее сословие часто принимает в ней участие. Прежде она давалась каждое пятилетие, но теперь выходит из употребления, потому что великий герцог прямо не запретил ее, но приостановил, назначив с каждой стороны по сорок восемь депутатов, ответственных за ее последствия, какие только могут случиться. Эти депутаты обязаны вознаграждать за все повреждения, обеспечив семейства пострадавших, кто бы ни участвовал в битве – пизанцы, флорентийцы или лигурнцы.