Быть гением - [18]

^{Поль Гоген. «Аннах с острова Ява». 1893 год.}

^{Холст, масло. Частная коллекция}

Снисходительность суда к матросам объясняется просто: на носу были выборы и лояльность избирателей стоила дороже здоровья не то парижанина, не то островитянина, который и судьям не больно-то нравился.

А что же Аннах? Пока Гоген лежал в больнице, она наведалась в мастерскую, вынесла из неё всё, что имело хоть какую-то ценность, и исчезла. А Гоген вернулся на острова, теперь уже окончательно, чтобы «кончить свои дни свободно и спокойно, без забот о будущем и без вечной борьбы против слабоумных».

Как стать ближе к Гогену

Вы уже поняли, что Гоген — художник путешествующий. И лучший способ с ним сблизиться — это отправиться в путешествие! Причём под парусом, без чёткого плана, что называется, дикарём. Будьте готовы наняться чернорабочим (как Гоген на Мартинике), идите в матросы, чтобы побывать в Бразилии, Чили, Норвегии и Дании. Отдавайте предпочтение тёплым странам: вы ведь знаете, что Север Гоген не жалует. Впрочем, не так важно направление, как глубина погружения в местную культуру. Учите язык, ходите в гости к аборигенам, избегайте туристических центров, исследуйте местные искусство, историю и религию. Жадно впитывайте впечатления и непременно делитесь ими с миром — через письма, книги, картины или… да, думаю, живи Гоген в наши дни, он ещё и вёл бы блог в «Инстаграме», «Фейсбуке» или на «Яндекс. Дзене».

Да, где только не жил Гоген! И у кого только он не жил… А у кого именно? Вам расскажут об этом третий и последний герои.

Пятый герой

Представьте, что вас подозревают в страшном преступлении. Скажем, недавно за ужином вы отказались от свиного окорока, и теперь вас осуждают за тайное иудейство. Разве добрый христианин станет отказываться от хамона? Вы сидите в тёмной комнате со сводчатыми потолками. Здесь пахнет плесенью и страхом, а свечи не рассеивают тьму, а только нагоняют жути. Вам здесь никто не поможет. Будете кричать — попробуйте! Вас всё равно не услышат. Зато вы наверняка слышите крики тех, кто вас опередил. Прямо сейчас ревностные слуги Господни подвешивают их на дыбе, отделяют кости от сухожилий, выжигают клейма на покрытой струпьями коже…

Скоро вы узнаете, что отсюда есть только два выхода: когда силы вас покинут, вознестись через боль в Божьи объятия или сознаться в том, чего вы не совершали, купить себе право выбраться из этого ада и прямо сейчас погибнуть на площади под рёв толпы, свято верующей в вашу греховность.

Выбрав второй путь, вы наверняка встретитесь взглядом со мной. Здравствуйте. Нет, я здесь не для того, чтобы вас осмеять или поддержать. Честно говоря, мне нет до вас никакого дела. Видите ли, я охочусь на яркие типажи, на человеческие эмоции, а в день казни их и искать особо не надо, верно? Толпа буквально захлёбывается кровавым восторгом и липким страхом, ей ведь всё равно, аутодафе[18] или коррида. Зрелищности ни тому, ни другому не занимать.

Я художник, как вы, наверное, уже догадались. Придворный художник, прошу заметить. Так что отсюда я отправлюсь прямиком в Palacio Real[19] — благо здесь совсем недалеко. У меня назначен сеанс с Марией Луизой[20]; buenos días[21], Ваше Величество, сегодня мы окончим ваш парадный портрет, нет, посмотреть пока нельзя, уж извините, я никогда не показываю незавершённые полотна!

У нас в Испании выстроилась занятная иерархия: король безгранично властвует над своей коллекцией карманных часов, королева — над своим мужем, а любовник королевы[22] — над народом. Я же, скромный уроженец провинциального городка, могу всласть командовать всеми тремя. Ведь только у меня они могут купить бессмертие. Человек, как мы с вами знаем, смертен, хуже того — он внезапно смертен…

Так что услуги мои стоят дорого. Мне покровительствуют герцогиня Альба[23] с супругом, я пишу обнаженную любовницу (https://qrgo.page.link/GQCHt) фаворита Её Величества[24], я по праву горжусь своей каретой, запряжённой четвёркой лошадей. Она мчит меня по ночному Мадриду в объятия кабака. Здесь меня ждут дружки-махос[25] с парой кувшинов сангрии. Мантильи[26] наших спутниц едва прикрывают наливные грудки, которые норовят выскользнуть из декольте, пока их хозяйки вчеканивают в дощатый пол ритмы страстного фламенко. Эти ритмы с пятого кувшина непременно ударят нам в головы — ну а какое веселье без драки? Поговаривают даже, что я заколол кого-то в одной из таких потасовок.

Видимо, эти слухи дошли до Его Величества Карла IV…

— Но, монсеньор, вашим подданным ведь не запрещены дуэли?

— Верно, не запрещены. Но подданных у меня много, а первый художник всего один. И какой художник! Так что приказываю вам с этого дня шпагой пользоваться только для самообороны. Если уж вдруг на вас, мой дорогой, осмелятся напасть…

Кто бы мне тогда сказал, что надо мной уже нависла угроза, от которой так просто не избавиться! У Бога, как вы помните, на каждого из нас свои планы, и, если мы не слышим его голос или не хотим услышать, он найдёт способ до нас достучаться, уж можете мне поверить.

И вот я уже еду в Кадис, где мной внезапно овладевает странная, никому не известная болезнь. Скованный и обездвиженный параличом, я сквозь туман слышу голос врача: он не уверен в том, что мне удастся выжить. Наверное, это последнее, что я услышу в этом мире. Запертый в клетке собственного тела, я оказываюсь в той сюрреальности, где нет никого, кроме меня и Господа Бога. Я оглядываюсь на прожитые 47 лет и захлёбываюсь в липком ужасе.