Быстрый взлет - [28]

В середине июня мы с Россом вступили в бой с одним из немногих немцев, которые сунули свой нос в направлении Англии. Мы патрулировали на высоте приблизительно 4600 м к югу от устья Темзы, когда заметили к северу от нас интенсивный зенитный огонь и прожектора. Я вызвал оператора, который направил нас к врагу, но через несколько минут моя рация отказала, и я больше не мог говорить с землей. Однако моя внутренняя связь еще работала, так что я мог общаться со своим радиооператором. Мы решили лететь в направлении зенитного огня и попытаться установить случайный контакт при помощи нашего бортового радара. Мы безуспешно летали взад и вперед в этом районе. Затем Росс внезапно сообщил:

– Контакт, круто вправо, дальность 2700 м и ниже.

Я следовал его быстрым указаниям и имел точную картину, где находилась цель. Мы все еще были выше ее, я сокращал дистанцию и постепенно снизился до 2750 м, когда противник оказался немного выше и точно впереди в 900 м.

Было очень темно, и под нами – кучевые облака. Я уменьшил яркость электрического прицела, чтобы видеть лишь одно перекрестье, и напряженно смотрел вперед, ожидая увидеть появление знакомого черного пятна. Голос Росса становился все более напряженным, поскольку мы приближались, 540 м, 450 м, 360 м, 230 м.

– Вы видите его, босс?

Внезапно он появился, – темный силуэт приблизительно в 180 м немного выше меня.

– Да, я вижу его.

Я должен был подойти еще ближе, поскольку не мог определить его тип.

Я хорошо знал, что вторгся в сектор Хансдона и что в воздухе есть несколько ночных истребителей с этой авиастанции. Они могут приблизиться ко мне, приняв за врага. Не очень приятная мысль, но у меня не было времени, чтобы волноваться об этом. Кто передо мной? Друг или враг? Приблизительно с дистанции 140 м я смог разглядеть выхлопы и профиль крыла. Это был «хейнкель».

– Это гунн, Росс. Вы видите его?

Росс теперь смотрел через свой фонарь.

– Да, я вижу его, босс, отправьте его к чертям.

Что я и сделал.

Запах кордита заполнил самолет, когда я выдал длинную очередь из всех пушек. Я мог видеть снаряды, попадавшие в фюзеляж и крылья врага, но он перешел в пикирование, оставляя позади себя дымный шлейф. Я последовал за ним, выпустив другую очередь. Было большое количество искр, когда мои снаряды и 7,7-мм пули ударялись о его обшивку. Он продолжал пикировать в облака, в которых я потерял его. Сильная вспышка света на земле, которая превратилась в устойчивое пламя, показала нам конец этой истории. Росс и я были уверены, что сбили его, но это было трудно доказать. Я не знал, где находился, и, поскольку наша рация не работала, не мог получить свое точное местоположение от «GCI».

Росс оценил нашу позицию как удаленную примерно на 110 км к востоку-северо-востоку от Уэст-Маллинга, и я взял курс домой. Я решил еще раз попытаться связаться по радио, когда подлетел ближе, и смог получить слабый ответ из центра управления полетами в Уэст-Маллинге. В 8 километрах от базы прием стал громким и четким. Спустя 5 минут мы были на земле, докладывая о своем успехе «шпиону» Гамильтону. Операторы «GCI», которые управляли нами после взлета, были взволнованы, когда мы пропали в воздухе. По карте они увидели, что мы ушли из их сектора, и боялись, что мы можем пересечься с ночными истребителями из Хансдона с бедственными результатами для кого-нибудь из нас. Росс и я поняли, что вели себя по-дурацки. Вероятно, мы вызвали такой беспорядок в секторе Хансдона, что часть немцев прошла через него. Наша оценка места, где наша жертва потерпела крах, оказалась почти правильной. Обломки «хейнкеля» были найдены на земле, но истребители Хансдона сообщили о самолете, сбитом в том же самом районе. Это было в их секторе, так что и победа досталась им. В тот момент мы с Россом испытали огорчение, но понимали, что браконьерствовали. Мы получили урок и должны были удовлетвориться своим собственным убеждением в победе.

В конце июня мы получили замечательную новость о том, что Росс награжден медалью «За летные боевые заслуги». Это, естественно, повлекло за собой череду празднований, и бедный старина Росс отсутствовал в течение множества дней. Я летал с его другом, флайт-сержантом Грегори, по прозвищу Стикс.[75] Какое-то время Грегори был барабанщиком в оркестре Деброя Сомерса,[76] благодаря чему и получил свое прозвище. С самого начала мне понравилась его веселость, и в течение нескольких дней, когда Росс праздновал, я обнаружил, что Стикс был гораздо выше среднего в деле использования бортового радара.

Иногда мы, к сожалению, перехватывали наши собственные бомбардировщики на их пути к целям в Германии или оккупированных ею странах и обратно. Эти самолеты во время пересечения нашей береговой линии ошибочно принимались за немецкие бомбардировщики. Однажды ночью Дэйв Хемфри вошел в барак на стоянке, радостно потирая руки, и объявил о том, что, вероятно, сбил «дорнье». Мы собрались вокруг, чтобы выслушать его доклад Гамильтону. После длительного преследования по бортовому радару он заметил прямо над облаками самолет, приблизился к нему, открыл огонь и увидел, как тот задымился и спикировал в облака. Поскольку Дэйв не видел, как самолет упал, он сообщил только о вероятной победе. Приблизительно через тридцать минут над Уэст-Маллингом сделал круг и приземлился бомбардировщик «хемпден». Его экипаж отправился с рапортом к нашему офицеру разведки, явно будучи чем-то сильно разгневан. Оказалось, они были обстреляны «бью» и оторвались от него, лишь спикировав в облака. Никто не пострадал, но их самолет был сильно поврежден. Осмотр показал, что в фюзеляже застряли британские пули, но Дэйв сумел убедить командование в том, что в тот момент, когда бомбардировщик был атакован, он находился достаточно далеко. Конечно же от волнения было нетрудно ошибиться с определением принадлежности самолета, и именно поэтому экипажи ночных истребителей совершили несколько ошибок.