Быстроногий олень. Книга 2 - [8]

После комсомольского собрания Айгинто зашел к учительнице и нетерпеливо спросил:

— Ну, кого же ты советуешь в мастерскую?

— Сядь, — предложила Оля, подвигая гостю стул. Она медлила с ответом. Это заинтриговало Айгинто.

— Да говори же ты, Оля! — не выдержал он.

— Заведующей мастерской надо поставить замечательную швею, очень хорошую девушку, которую мы готовим в комсомол. Ты ее хорошо знаешь. Я говорю о Тимлю.

Айгинто был ошеломлен.

— Тимлю? — переспросил он после минутного молчания. — Нет! Это невозможно, совсем невозможно!

— Нет, вполне возможно, — спокойно и даже с какой-то беспечностью в голосе возразила Оля. И тут же засыпала Айгинто доводами, почему именно Тимлю надо поставить заведующей мастерской.

— Именно сейчас она по-настоящему начинает просыпаться. Понимать надо: ответственность за успех мастерской окончательно взбудоражит ее и зажжет на большие дела. Да, да, Айгинто, поверь мне. Такие, как Тимлю, если их растормошить как, следует, потом горы своротить смогут. Надо быть педагогом, Айгинто. Каждый настоящий руководитель должен быть хорошим учителем.

Наконец ты сам все время твердишь Тимлю, чтобы она смелой была. Так будь же сам смелым, Айгинто!..

— Подожди, подожди, Оля, — замахал руками председатель, как бы прося пощады. — Ты столько наговорила, что у меня голова закружилась… Дай-ка… сообразить… Признаюсь тебе честно: Тимлю мне и в голову не приходило заведующей ставить. Да и сейчас боюсь… Для этого твердый человек нужен, чтобы и приказать мог…

— Боишься?! Боишься, значит! — немедленно перешла в атаку Оля.

Айгинто прикрыл рот рукой, как бы говоря: виноват, не то слово вырвалось.

— Да не боюсь, нет! — нажал и он на голос. — Я только хочу сказать, что Тимлю… не справится и тогда совсем испугается, и мы все, все испортим… А нам нужно, чтобы мастерская эта сразу же не хуже илирнэйской стала.

— Ах, Айгинто, Айгинто, разочарованно протянула Оля, — еще говоришь, что любишь Тимлю…

— Вот, понимаешь, как раз потому, что люблю ее и… и боюсь…

Оля снова начала приводить свои доводы в пользу Тимлю.

— Правильно тебя ругал Гэмаль за то, что ты не всегда веришь в людей, за то, что сам пытаешься заменить всех. Ты, наверное, и мастерскую взял бы на свои плечи, если бы, как женщина, шить мог…

Айгинто засмеялся.

— Да, при мне настоящий порядок был бы. А Тимлю… ее и слушаться не будут, она такая тихая, пугливая, как дикий олень…

Не скоро ушел председатель от Солнцевой, так и не решив ничего.

Не успела Солнцева проводить Айгинто, как в ее комнату вошла необычайно взволнованная Тэюнэ.

— Оля! Я ушла… я совсем ушла от Иляя! — с озлобленным торжеством громко сказала она, не в силах отдышаться.

Тэюнэ сбросила с головы платок и уставилась на Олю неподвижным, спрашивающим взглядом.

— Садись, садись, — засуетилась Оля, обдумывая, что ответить гостье.

Тэюнэ села на стул и вдруг улыбнулась как-то жалко и виновато.

— Решилась я. Совсем ушла от Иляя. Не могу больше… Со старушкой Уруут стану жить… Завтра смеяться надо мной в поселке будут.

— Почему смеяться? — спросила Оля, чувствуя, что эта женщина пришла к ней именно для того, чтобы посмотреть на себя ее глазами, услышать приговор своему поступку, дать на проверку ей свою совесть.

— Смеяться, наверное, будут, Оля, а Гэмаль, быть может, еще и разозлится, — тихо продолжала Тэюнэ, с какой-то жадной подозрительностью глядя на учительницу, боясь ее осуждения.

— Не надо так, Тэюнэ! Зачем такие слова говоришь? Разве тебя не знают люди в поселке? Кто может о тебе что-нибудь плохое сказать? — Оля мягко взяла Тэюнэ за руки, участливо заглянула ей в глаза. — А Гэмаль… Что ж Гэмаль… если он любит тебя, то должен помочь как-то…

— Нет, никак не может он мне помочь, — быстро заговорила Тэюнэ, словно боясь, что Оля не дослушает ее до конца. — Ему самому помочь надо. Трудно, сильно трудно Гэмалю. Позавчера он мне сказал: «Сошлись на одной тропе три человека: Тэюнэ, Иляй и Гэмаль. Не могут разойтись. Кому-то из трех в сторону свернуть надо. Больно мне слова эти тебе, Тэюнэ, говорить, но я честно скажу; уже пробовал один раз свернуть в сторону, ничего не вышло. Попробую второй раз. Уехать мне надо из Янрая…»

— Расскажи об Иляе, — попросила спокойно Оля. — Что же у вас произошло?

— Ударил меня Иляй! — Тэюнэ гневно сверкнула глазами; губы ее дрогнули, а на лице появилось выражение глубоко оскорбленного человека. — Понимаешь, прямо по лицу меня ударил Иляй. Как узнал он, что некоторые женщины решили перейти с охоты на работу в пошивочную мастерскую, так стал говорить, чтобы и я так сделала. Но как я могу свою бригаду бросить? Я же бригадир!.. Иляй сильно рассердился и ударил меня. И вот я ушла. Совсем ушла от него. Не могу больше с ним жить. Пусть, хотя его уже лентяем не называют, все равно не люблю… Ненавижу!

— Ну что ж, Тэюнэ,  — в глубокой задумчивости отозвалась Оля, глядя куда-то в одну точку. — Ты хочешь знать, какие слова я тебе в ответ скажу?

Тэюнэ крепко зажала в руках концы кос, переброшенных на грудь, и замерла.

— Скажу я тебе вот что, — продолжала Оля. — По-моему, тебе это уже давно надо было сделать. Виноват Иляй, а не ты. Виноваты и те старые законы, обычаи, по которым жили ваши родители. Все в поселке знают, что тебя с Иляем еще детьми поженили. В поселке не будут говорить о тебе плохих слов.