Быстроногий олень. Книга 1 - [80]

— Что ж, с комсомольскими взносами у тебя хорошо, — улыбнулся Владимир.

В шатре яранги снова послышались чьи-то шаги. Навыль зажгла от жирника палочку, которой обычно поправляла фитиль, подняла чоыргын полога, освещая шатер.

— Кувлюк! — воскликнула она.

С русским, приехавшим в тундру, Кувлюк еще не встречался. На Тымнэро он и не взглянул, зато долго и бесцеремонно разглядывал Журбу.

— Ну, сколько вшей имеет в своем стаде этот новый человек олений? — кивнул он головой на Владимира, полагая, что все слухи о том, что русский хорошо понимает по-чукотски, выдуманы.

Ятто нахмурился и промолчал. Владимир, прямо глядя гостю в глаза, насмешливо сказал:

— Ты бы этих оленей у себя посчитал. За десять лет работы у Чымнэ настоящих-то оленей ты пока ни одного не заработал.

Кувлюк смутился, замигал глазами. Его поразило, что русский ответил ему на чистом чукотском языке. Но еще больше поразило его, что русский знает, у кого он работает и даже то, что у него нет ни одного своего оленя.

— Откуда знаешь меня? Наши глаза еще ни разу не видели друг друга.

— Слава о тебе такая ходит, нехорошая слава ходит, что ты у хозяина своего научился обидные слова людям говорить. Потому-то я и узнал тебя.

Кувлюк смутился еще сильнее. Встретившись с осуждающим взглядом Ятто, он насупился и молча принял кусочек мяса, поданный хозяйкой. Владимир заметил, что Тымнэро смотрит на Кувлюка с нескрываемой неприязнью.

— По делу я сюда от Чымнэ приехал, — заторопился Кувлюк, вытирая рот сухим пучком мягкой травы. — Просил Чымнэ вас на праздник к нему приехать. Просил, если сможете, сейчас выехать, чтобы завтра при первом рассвете встать, в стаде помочь.

Ятто нахмурил косматые брови, подумал и согласился.

— Пусть так будет. Сейчас вместе поедем. Все поедем. И ты поедешь, — обратился он к Владимиру. — Не видел еще праздников наших. Посмотреть, наверно, хочешь.

Кувлюк кинул недобрый взгляд на Журбу и сказал:

— Ну ладно, в другие яранги схожу, других приглашу. — Он направился к чоыргыну. И, как бы что-то вспомнив, остановился. На лице его появилась ехидная улыбка.

— Новость забыл сообщить. Скоро оленьи люди очень счастливы будут: олений доктор — девушка, береговая девушка, — подчеркнул Кувлюк, — дочь Митенко — к нам в тундру прибудет.

— Олений доктор — девушка! — изумился Ятто. Брови его поползли на морщинистый лоб.

— Да, уши твои именно такую новость услышали, — уже без ухмылки, почти злобно подтвердил Кувлюк. — Боюсь, что бык какой на нее в стаде прыгнет, раздавит, — грубо пошутил он и ушел из полога.

Владимир выслушал этот разговор не без волнения. Он знал, что в тундру должна прибыть девушка, ветеринарный врач, дочь Митенко, — ждал ее приезда, надеясь увидеть в ней надежного товарища по работе. О том, что ветврача могут здесь принять не так, как его самого, ему и в голову не приходило.

— Олений доктор — женщина! — с тяжелым вздохом промолвил Ятто. — Чему она оленьих людей научить может? Так понимаю, кто-то посмеяться захотел над нами.

— То, что олений доктор приедет, — хорошо, — серьезно заметил Тымнэро. — Но вот то, что женщина она, береговая женщина, — плохо, совсем плохо. Через месяц же убежит.

«Тяжело тебе будет, девушка — олений доктор, — подумал Журба, не знаю, кто ты, какой характер у тебя, устоишь ли?»

— А может, шутка все это. Может, это дурной голове Кувлюка приснилось, — сказал Ятто. — Собирайтесь. Сейчас луна взойдет, оленей ловить пойдем, к Чымнэ поедем.

19

В стойбище Чымнэ начинался праздник зимнего пастбища. Гостей было много. Мужчины, женщины, разодетые в полосатые и цветастые камлейки, расхаживали по стойбищу, громко переговаривались, шутили, смеялись.

Всего три яранги стойбища Чымнэ стояли на обширной горной террасе у подножья сопки. С террасы далеко была видна широкая долина реки. Разделенная на множество рукавов, как и все чукотские реки, Мэлевээм местами поблескивала оголенным от снега льдом. То там, то здесь на реке виднелись высокие холмы вспученного морозами льда. Иные из них, как далекие вулканические сопки, курились черным дымом пара. Вдоль противоположного берега реки тянулась, уходя в мглистую даль, бесконечная горная цепь, за которой возвышались темно-синие ярусы Анадырского хребта.

Втянув озябшие руки по-чукотски через рукава за пазуху кухлянки, Журба задумчиво расхаживал по тропинке от стойбища к зарослям кустарника, где молодежь заготовляла хворост для костров. Стаи белоснежных куропаток порой садились почти у самых ног Владимира, доверчиво поглядывая на него черными бусинками глаз. Только по паре движущихся черных точек глаз да по острому треугольнику клюва Владимир и угадывал сидящую перед ним куропатку, настолько сливалась она с ослепительным фоном снежного покрова.

Где-то за сопкой слышался нарастающий шум оленьего стада. Вскоре стадо черной лавиной перевалило сопку и широко разлилось у ее подножья. Белые конусы яранг теперь казались небольшими островками в живом, шумном море оленей.

— Гок! Гок! Гок! — послышались разноголосые возгласы пастухов, от самого тонкого до басовито-хриплого. Волна оленьего стада черным языком лизнула самый край горной террасы, изогнулась и закружилась на месте, образуя огромный вертящийся круг. Лес ветвистых рогов стал настолько густым, что казалось, олени все до одного переплелись друг с другом узорчатыми отростками роскошных корон и уже никакая сила не сможет их разъединить.