Быстрее С. - [72]

Шрифт
Интервал

– Эй, дыши, давай! – кричит знакомый голос. – Дыши! Ну пожалуйста, давай! Не ленись! Ты задница! Не смей помирать! Они уже едут! Держись! Еще пять минут! Пожалуйста!

Что-то мокрое капает мне на лицо.

– Дождь пошел? – улыбаюсь я.

– Нет… То есть да. Дождь.

В груди пульсирует огромное солнце. Он делает мне больно!

Или это я делаю ему больно?

Я не хочу, чтобы было больно.

Он прижимает меня к себе, шепчет что-то. Я не могу разобрать слов.

Я слышу только, как ветер шумит где-то в вышине.

Я не могу дышать.

Я не хочу дышать.

Она, не отрываясь, смотрит на меня. Она спрашивает меня о чем-то. Я не могу понять, что ей нужно.

Свет обволакивает меня, проникает под кожу, растворяется в крови, растворяет меня в себе.

– Прости, прости, прости! – повторяет Иван.

Небо роняет на меня горячие соленые капли.

ЭПИЛОГ

Солнце здесь такое яркое, что никакие темные очки не помогут!

За то время, пока мы, выйдя из маленького аэропорта, ждали машину, пока тряслись в открытом стареньком джипе, обозревая окрестности, пока шли пешком вдоль пляжа в поисках затерявшегося среди прочих баров нужного нам, со странным названием «A. J. E.», оно, кажется, успело прожечь кожу насквозь. После промозглой мартовской Москвы прожаренный на солнце Северный Гоа кажется просто другой планетой! Здесь все немного нереальное. Слишком яркое. Слишком горячее. Слишком беззаботное.

Наконец сумки брошены возле видавших виды лежаков, Андрей и Паша о чем-то заспорили с нашим водителем-индусом, и между ним и мной остается метров десять горячего песка. Он выбрасывает камешек, который до сих пор держал в руке, преодолевает это расстояние в два счета и подхватывает меня на руки.

– Привет! – хохочет он и кружит меня на песке. Потом, опомнившись, опускает и спрашивает опасливо: – Не больно?

– Не больно! – смеюсь я. – Уже давно не больно.

– Отлично! Ну и бледная же ты! Завтра с утра первым делом – на пляж, загорать! Пить хочешь?

И, не дожидаясь ответа, он уже кричит что-то молодому парню в выцветших шароварах, дремлющему у входа в бар. И тут же появляются легкий плетеный столик, несколько циновок, свежевыжатый сок, холодная газировка, что для здешних мест редкость. Пока Иван, Андрей и Паша весело гогочут, хлопают друг друга по спине, носятся по пляжу и дурачатся, я оглядываю берег, к которому нас прибила судьба. До этого момента изумрудно-голубой океан, белесый песок, непривычно влажный воздух, трепещущие на ветру пальмы, бунгало, рядами выстроившиеся вдоль берега, и вечно улыбающиеся индусы в каком-то тряпье – все это я видела лишь на фотографиях, которые мне присылал Иван. Реальность превосходит все мои самые радужные ожидания.

Невесть откуда появившаяся пегая собака, протрусив по пляжу, усаживается рядом со мной на песок. Она смотрит мне в глаза, потом зевает, потом ее физиономия расплывается в безмятежной улыбке, и животина немедленно укладывается спать в метре от меня.

Про собак он тоже мне писал. Так что я уже знаю, что если эта морда выбрала меня в качестве подружки, отныне она будет следовать за мной по пятам всюду.

И я вдруг понимаю – нет никакой Москвы. Никакой слякоти, никаких пробок, никакого метро, никаких высоток, никаких плащей, зонтов, никаких скачков курса валют и утренних новостей. Есть только вот этот пляж, и пальмы, и океан, и солнце, которое уже начало клониться к закату.

– Сегодня ветрено! – говорит Иван, присаживаясь рядом со мной на циновку. – Несколько дней был полный штиль и пекло просто адски. А вы прилетели – и немного посвежело. Вроде как привет с родины. Здорово! Сейчас принесут креветок. Ты же любишь, я знаю!

Только сейчас понимаю, как сильно я по нему соскучилась!

Я снова и снова разглядываю его дочерна загоревшее лицо, хвост на затылке, светлую курчавую бороду, запястья, перетянутые многочисленными плетеными и кожаными браслетами. Его глаза кажутся еще светлее, чем раньше – серый стал почти небесно-голубым. Светлые брюки, белая футболка и видавшая виды куртка с закатанными рукавами идут ему не меньше, чем костюмы от Армани. Даже смерть не смогла лишить его чувства стиля.

– Знаешь, для покойника ты слишком хорошо выглядишь, – говорю я.

– Ты тоже, – улыбается он. – Разве не тебя я несколько месяцев назад застрелил?

Мы молча смотрим друг на друга – и начинаем хохотать, как идиоты.

Кажется, я не сказала вам самого главного!

Иван Серебров умер. По официальной версии – в результате несчастного случая. Находясь в состоянии алкогольного опьянения, сорвался с крыши во время поездки в Санкт-Петербург. Правда, сообщено это было с опозданием – несколько дней артист считался без вести пропавшим. Разумеется, молва немедленно разнесла другую версию произошедшего – самоубийство на почве… впрочем, на почве чего, газеты так и не решили, так что перемывать кости Ивану посмертно они будут еще долго.

Официальных похорон не было. Согласно воле ушедшего (в прессе неожиданно всплыло недавно написанное завещание артиста, который будто предчувствовал скорый уход), тело его кремировали, а прах увезли в неизвестном направлении друзья Сереброва. Обстоятельства эти наделали не меньше шума, чем сама смерть звезды, так что личность покойного оказалась окутана мистическим шлейфом тайны и недосказанности, что, разумеется, изрядно повысило и без того взлетевшие до небес рейтинги Ивана. Впрочем, в конце года вообще поумирало множество известных людей – по разным причинам. Вот только, в отличие от прочих ушедших в мир иной, Серебров в итоге получил все то, о чем мечтал. Разом.


Еще от автора Наталья Борисовна Милявская
Адреналин

Однажды пятеро столичных бездельников становятся драг-дилерами нового поколения – начинают продавать своим богатым клиентам чистейший наркотик, их собственный адреналин. Впрочем, главной целью развлекательного агентства «Адреналин» является не просто получение прибыли, но и тот драйв, который избавил от скуки самих главных героев. Однако погоня за деньгами и острыми ощущениями может стоить жизни организаторам забавы.


Скупщик

В Москве действует некий Скупщик — темный демон, который скупает таланты разочаровавшихся в успехе людей взамен на деньги и славу. Скупщика преследует галерист Илья Свирин — и в багажнике Ильи есть святая вода и деревянный крест. Но что именно нужно художнику от Демона?


Премия Дарвина

Однажды пять не особо удачливых человек по собственной глупости… умерли. Если вы думаете, что это финал истории, вы ошибаетесь – это ее самое начало. По ту сторону бытия, в странном месте под названием «Сортировочная», погибшим было предложено – отправиться дальше, в неизведанное, или попытаться отработать собственное «непреднамеренное самоубийство». Теперь пятерка «ходячих мертвецов» возвращается на Землю, чтобы спасти от случайной гибели таких же, как они, идиотов. Содержит нецензурную брань.


Питер глазами провинциалов

Эмоциональный путеводитель по Санкт-Петербургу.


Моё 8 марта

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Перистая Женщина, или Колдунная Владычица джунглей

Уходящее корнями в самобытный йорубский эпос творчество Тутуолы с трудом укладывается в строгие жанровые рамки. И тем не менее рискнем сказать: опять сказка, и опять многое поначалу похоже на абракадабру, хотя совсем таковой не является.На протяжении десяти вечеров народ Абеокуты поет, танцует, пьет пальмовое вино и слушает рассказ своего вождя о приключениях его молодости. Временами комичный, временами гротесковый – а в целом до удивления причудливый, этот рассказ по насыщенности действием и перемещениями героя в пространстве чрезвычайно близок плутовскому роману.


Апелляция

Ежи Анджеевский (1909–1983) — один из наиболее значительных прозаиков современной Польши. Главная тема его произведений — поиск истинных духовных ценностей в жизни человека. Проза его вызывает споры, побуждает к дискуссиям, но она всегда отмечена глубиной и неоднозначностью философских посылок, новизной художественных решений.


Поступок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мумия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Буква «А»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тринити

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)