Былое и дамы - [14]

Где-то близко зацокали по булыжнику конские копыта и из-за поворота выехал кеб, тяжело нагруженный сундуками и чемоданами.

“Уж не к нам ли?” — екнуло предчувствием сердце Мальвиды, хоть они никого не ждали. И впрямь, оказалось к ним. Кеб остановился у входа в дом, из него, неуклюже оступаясь на крутых ступеньках, вышел полный мужчина средних лет в светлом пальто с пелериной и неуверенно дернул дверной колокольчик. “Похоже, кто-то из эмигрантов Искандера, но почему с багажом? Неужто собирается у нас поселиться?” — промелькнуло в голове Мальвиды, пока повар Франсуа неспешно шел отворять дверь.

“Господина нет дома”, — услышала она привычный ответ Франсуа. Тот обычно намеренно оставлял дверь полуоткрытой, чтобы Искандер мог решить, хочет он принять посетителя или нет.

“Его нет дома”, — по-русски крикнул мужчина кому-то, следящему за ним из окна кеба.

“Все равно, вели сгружать чемоданы!” — ответил ему женский голос и на ступеньках появилась стройная молодая дама в короткой меховой шубке. Мужчина подал ей руку, помогая спуститься вниз, а потом оттеснил Франсуа плечом и велел извозчику заносить чемоданы в дом. Франсуа онемел от такой наглости, не зная, как на нее реагировать, но в это время Искандер бегом слетел по лестнице и бросился обнимать гостя.

“Коля, неужто это ты? Как я рад, как я рад!” — бормотал он. Мальвиде показалось, что глаза его полны слез.

“А где же дети?”-спросил незванный Коленька. Искандер оторвался от него и крикнул по-немецки: “Мадемуазель Мейзенбуг, приведите, пожалуйста детей!”

“Вот как, теперь я буду мадемуазель Мейзенбуг!” — с горечью подумала Мальвида, наблюдая, как приезжая дама взасос целует Искандера.

Она протянула руку Оленьке: “Пойдем к папе”. И крикнула вниз, во двор: “Саша! Тата! Идите в дом, у нас гости!”

Убедившись, что старшие дети ее послушались, Мальвида начала спускаться вниз по ступенькам, ведя Оленьку за руку. Дама в шубке подняла на нее колючий взгляд, и ей почудилось, что ее коснулась ледяная рука судьбы.

“Кто эта отвратная особа? Неужели ваша гувернантка? — воскликнула дама, не подозревая, что Мальвида понимает русскую речь. — Какая зловещая, какие бесцветные глаза и рыбий рот, ужас!”

“Натали!” — предостерегающе прошептал Искандер, страдая за Мальвиду, но дама его не услышала: “Ты понимаешь, что мы приехали составить семью и нам здесь не нужен чуждый элемент?”

Сердце у Мальвиды замерло, она покачнулась и судорожно схватилась за перила, чтобы не упасть. Ее дрожь передалась чуткой Оленьке, и та громко заплакала. В этот миг со двора через черный ход вбежали Саша и Тата и замерли в недоумении при виде гостей.

“Знакомьтесь, — с преувеличенной радостью представил их Искандер. — Это мои старшие. Поздоровайтесь, дети, с моим дорогим другом Колей Огаревым. Он мне больше, чем друг, он мне брат! И с его женой, Натальей Алексеевной. — Саша шаркнул ногой, Тата сделала реверанс. — А это Оленька, моя бедная крошка”.

“Перестань плакать, крошка, теперь я стану тебе мамой, — простерла к ней руки Наталья Алексеевна. — Иди ко мне, я тебя поцелую”. И сделала шаг к Оленьке. Та отшатнулась, прижалась к ноге Мальвиды и вцепилась в ее юбку. И даже изогнула спинку, как сердитая кошка — вот-вот зашипит!

“Надеюсь, ваша гувернантка не станет настраивать детей против меня?” — угрожающе спросила Натали.

“Пойдемте перекусим, а потом слуги внесут наверх ваши чемоданы! — заторопился Искандер — Вам надо освежиться с дороги”. Все трое отправились в столовую, Саша и Тата за ними, а Оленька уперлась — ухватилась пальчиками за балюстраду лестничных перил и ни с места. Мальвиде и самой не хотелось идти за этой враждебной Натали, но Искандер через минуту выглянул в коридор: “Почему вы застряли? Мы вас ждем”.

Мальвида с трудом разомкнула оленькины нежные пальчики и покрыла их поцелуями: “Не бойся, девочка, я буду рядом с тобой. Пойдем к папе”. Оленька неохотно повиновалась, повторяя по дороге: “Не хочу, что она будет мамой!” Их обогнал Франсуа с подносом, на котором громоздились тарелки с бутербродами, какие только он умел создавать: слои холодного мяса перемежались слоями сыра и ломтиками огурцов, промазанных майонезом. Франсуа снял с подноса особенно аппетитный бутерброд на булочке и протянул Оленьке: “Возьми, твой любимый”. Но Оленька в ответ отшвырнула бутерброд: “Ничего не стану есть, пока она не уедет!” Франсуа не рассердился, он погладил Оленьку по голове и проговорил по-французски: “Беда! Беда!”

Вслед за Франсуа они вошли в столовую — все уже сидели вокруг стола, горничная Ганна разливала чай. Мальвида направилась к своему привычному месту у окна, рядом с Искандером.

“Как? — закричала Наталья Алексеевна. — Гувернантка будет сидеть с нами за одним столом? Ведь мы хотели говорить о нашем, интимном!”

Мальвида вскочила со стула, будто ее ошпарили кипятком, и шарахнулась прочь из комнаты. Оленька, рыдая, припустила за ней, повторяя по-русски: “Подожди! И я с тобой!”

Последнее, что услышала Мальвида, выбегая, был удивленный вопрос Натали: “Она что, понимает по-русски?”

МАРТИНА

В предисловии к воспоминаниям Натальи Алексеевны Тучковой-Огаревой я прочла, что сильное чувство к Герцену возникло у нее при первой встрече с ним в Париже, еще до ее брака с Огаревым. А за три страницы до этого откровения тот же автор написал, что она, будучи на восемнадцать лет моложе Огарева, страстно в него влюбилась и храбро стала жить с ним невенчанная, потому что первая жена не давала ему развод.