Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения - [228]

Органическое время протекает для нас совершенно различно, в зависимости от сопутствующих психических процессов. Субъективность эта сама по себе непригодна для истинного познания времени, что и послужило для рассудочной науки причиной создания математического измерения в этой области восприятия. Но в музыке время приобретает свое собственное измерение, близкое к органическому, однако, очищенному от несущественных признаков. Если музыкальное произведение дано в темпе allegro, то время идет быстрее; если в andante, оно кажется более длительным. В связи с этим, грустные и мечтательные темы свойственны обычно andante или adagio, а жизнерадостные или бодрые – allegro, или presto. Медленный темп как бы задерживает течение времени, понижает органические порывы, вызывает томление. Быстрый темп, наоборот, соответствует ускоренной смене процессов, характеризует стремительность порывов, желание скорее приблизиться к будущему. Allegro всегда сопутствует молодости, здоровью, счастью; andante – ближе болезненному ощущению чего-то недостающего, старости, унынию. И потому нельзя представить похоронного марша, построенного в темпе allegro; для художественного познания это своего рода внутреннее противоречие.

Как известно, математическое время имеет только одно измерение и даже одно направление в этом измерении: от прошлого к будущему. Однако признание за временем одной только координаты – условность только логическая. Музыкальная «кинематика» показывает, что время в ритме сокращается и раздвигается в связи с художественными чувствованиями; музыкальная же «динамика» в гармонии и мелодии приводит к выводу, что время имеет свое напряжение. Эстетическое познание времени и его движения в звуках так же многообразно и богато, как многообразна и богата в своем творчестве музыка.

Аналогичные элементы находим мы и при рассмотрении эстетического пространства. Пока организм наш воспринимает явления в пространственных протяжениях без отношения к искусству, протяжения эти остаются вполне субъективными. Между тем, становясь основой пластических искусств, субъективное пространство в художественном изображении приобретает соборную объективность, дает при заполнении зрительными образами идеи и типы познавательного значения. Пластическое пространство, в противоположность математическому, ведет нас не к практическому знанию мира, а к истинному познанию его в художественных обобщениях пространственных идей.

То, что в музыке составляет ритм, то в пластических искусствах соответствует художественной пропорции форм. Эта пропорция может быть двоякой: стереоскопической или плоскостной. Архитектура и ваяние дают идеи и типы художественного пространства во всех его органических признаках, в трех измерениях, если придерживаться научной терминологии; живопись же образует круг идей и типов художественной планиметрии.

Пространство для живописи никогда не бывает формально одним и тем же изоморфным континуумом; никогда не бывает оно бесконечным. Здесь происходит то же, что в музыкальном ритме: частое чередование предметов в картине дает впечатление полноты, редкое чередование – обратное. Но чтобы эстетическое пространство стало действительным предметом познания, оно должно иметь и зрительное содержание: смысл рисунка, разнообразие красочности, соответствующие мелодии и гармонии в музыке.

Художественное пространство, вопреки пространству научному, не подвергается противоречиям и финитизма, не создает величин бесконечно-малых и бесконечно-великих. В нем заключается многообразие типов протяженности и многообразие идей, вытекающих из художественного замысла. Чем больше таких типов и идей приобретает культурный человек, тем полнее обладает он красотой, обнаруженной в мире художественным гением.

Переходя к ваянию и зодчеству, мы встречаем уже не плоскостное пространство, как в живописи, но стереоскопическое; кроме того, здесь появляются те элементы художественного восприятия, которые наука относит к области механики: масса и сила. Однако, эстетическая трактовка массы или материи, и силы или веса, – не имеет ничего общего с научной обработкой этих понятий. Художественный пространственно-материальный образ сочетает пространство и материю по собственным требованиям пропорций и равновесия, согласно своим идеям и типам. Например, как бы ни была прекрасна пространственная форма здания, однако, если это здание не обладает соответственным физическим весом, оно теряет эстетический характер. Никакой храм, сделанный из папье маше не вызовет в созерцающем художественного восторга. Если бы кому-либо удалось построить из картона копию пирамиды Хеопса во всю величину подлинника, получилось бы произведете достойное только «Луна-парка» или промышленной выставки. Соответственная насыщенность материальностью – один из непременных признаков архитектурно и скульптурно прекрасного. Гигантский собор Парижской Богоматери эстетически гораздо менее тяжел, чем любой средний парижский дом, построенный в стиле модерн.

В общем, вся область музыки, живописи и пластики, включая художественный танец, – в своем эстетическом познании внешнего мира соответствует в научном знании предметам механики и физики в их изучении пространства, времени, движения, силы, звука, света и других агентов внешней природы. Однако, в то время как научно-рассудочное знание в этой области является чисто внешним, необходимым в целях приспособления человека к окружающей среде, художественное познание преодолевает органическую субъективность не формально-рассудочными обобщениями, а типами и идеями, воспринимаемыми сознанием всего культурного человечества, что дает этим типам и идеям соборную объективность.