Былины. Исторические песни. Баллады - [159]

Сегодня же Марусенька сама померла!»

Упал, упал королюшка с своего коня.

Оседлал королюшка коня ворона,

Поехал наш королюшка к своему дворцу:

Тесовые воротички растворены стоят.

Пустил, пустил своего коня на широкий двор,

А сам взошел, королюшка, в высок терем:

Все мамушки, все панюшки во траурах сидят.

Ударился королюшка в дубовый гроб:

«Зачем, зачем, Марусенька, вспокинула меня,

Вспокинула, оставила плакать-горевать?»

Жена князя Михаилы тонет

Как поехал же князь Михайло

Во чисто полечко погуляти

Со своими князьями-боярами,

Со советничками потайными,

Со причетниками удалыми.

Его добрый-ет конь споткнулся.

«Что ты, добрый мой конь, спотыкаешься?

Али слышишь ты невзгодушку,

Али чувствуешь кручинушку?

Али дома у нас нездоровится?»

– «Молода моя княгиня нездорова!

Ума-разума лишилася,

Во синё море бросилася».

Тут – то плыли-выплывали

Две лодочки дубовые,

Рыболовщички молодые:

Они кидали и бросали

Белосиненькие неводочки,

Белодубовые наплавочки.

Изловили да свежу рыбочку

Со руками да со ногами,

С буйною головою,

Со русою косою.

Того рыболовы испугалися,

Все по кусточикам разбежалися:

«Ай, поймали мы белую рыбочку

Со руками да со ногами,

Со буйною головою,

Со русою косою!»

Князь Михайло во в чистом поле

Задумал он крепку думушку

Про великую кручинушку.

Его ретивое сердце зашумело,

Ретивое ему не сказало

Про великую его досадушку.

Возговорит князь-ет Михайло тут

Слова ласковые, знакомые

«Ай бо вы князья мои бояра,

Вы советнички потайные!

Расскажите-ка кручинушку.

Мой-то добрый конь споткнулся здесь,

Повесил он буйную голову,

Знать, печаль-то мне, кручинушка,

Мне великая невзгодушка!

Молода жена с ума сошла,

Она бросилась во в синё море,

Во в Кивач-реку быструю,

А Иртыш-река поперек бежит.

Воротитесь-ка, князья-бояра,

Вы причетники богатые!»

Воротился князь Михайло тут

Он к себе-то во в высок терем.

Как встречали его домашние,

Они бросились на широкий двор,

На широком двору крепко плакали,

Все кричали громкиим голосом:

«Обо еси, великий князь!

Уж мы скажем те, проговорим,

Как случилася невзгодушка:

Княгиня-то наша матушка

Ума-разума лишилася,

Она бросилась во в синё море,

Во в синё море, к желтым пескам!»

Иван Дородорович и Софья-царевна

Еще было-то во городе во Киеве,

Ай у ласкового князя у Владимира,

Там была-то у него племянница любимая,

Еще та ли ведь Софья, всё царевна-та;

Еще был-то Иван да Дородорович.

Они жили-были-то от города неподалеку тут.

А народ, вси люди добры, про них всё проводили тут.

Говорил-то тут Иван всё Дородорович:

«Уж ты гой еси, ты Софья, ты царевна-я!

Ай погинули народ вси православные

Как за наши-те за души, души праведны!

Посмотри-ка ты сходи да в зелены сада:

Вси опали-то сада, да с древа всяко листьице зеленое,

Через то ведь опал да всё зеленой лес,

Вси погинули народ весь православной-от, -

Осуждали они нас всё понапрасному».

Зазвонили-то к заутрене всё к раннюю,

Тут ставает Софья, всё царевна-та,

Она будит-то Ивана Дородоровича:

«Ай ставай-то ты, Иван свет Дородорович,

Двоюродный ты ведь мой да милой брателко!

У мня теплятся лампадки масля Божьего,

Все затеплены свещи да воску ярого».

Говорит-то ей двоюродный всё брателко,

Что по имени Иван да Дородорович:

«Я сегодня всё ведь видел страшный сон,

Уж я страшный сон, всё я не знаю как:

Я иду будто, иду да во Божью церковь,

Набегали мужики будто ко мне навстречу-ту,

Отрубили и отсекли мою голову».

Тут ставает он, скоро одевается,

Он приходит во Божью церковь да Богу молится.

Во Божьей-то церквы все да его поносить стали:

«Уж ты гой еси, Иван свет Дородорович!

Разведитесь вы ведь с Софьей-то, с царевной-то,

Не приводите нас во грех, да людей многиих».

Говорит-то тут Иван да Дородорович:

«Кабы ум-то у вас был, дак не грешили бы:

Еще Софья-та-царевна – я ей считаю за родну сестру».

Не внимают мужики всё деревенские,

Говорят они ему да таковы речи:

«Мы ведь станем-то тебя да всё посматривать».[15]

Он приходит домой, да сам расплакался;

Говорит-то Софья, всё царевна-та:

«Не тужи-ка ты, не плачь, мой двоюродный брателко!

Не оставит нас Господь, всё Бог помилует».

Только покончили речь свою печальную,

Отпираются двери скоро на пяту.

Тут приходит два-то палача всё немилостливы;

Они отсекли у Ивана Дородоровича,

И отсекли у него хоть буйну голову,

Они взяли-то Софью, всё царевну-ту,

Ее взяли они да за русу косу,

Ей убили тоже всё смертью напрасною.

Погребли они ведь скоро ихны всё святы тела,

У их выросло-то на могилах всё разны цветы,

Что у тех ли у мощей, мощей нетленныих.

Федор и Марфа

Одна была песня,

Поблюду ее к весне:

Поеду весной пахати,

Стану сеять, засевати,

Эту песню распевати.

При широкой, при большой дорожке

Жил-был мужик Марко,

У Марка – сын Федор,

У Федора – жена Марфа.

Просилась Марфа в гости

К своей матери ненадолго,

Ненадолго, на три недельки.

Гостила Марфа неделю, гостила другую,

На третью Марфа стосковалась:

«Ох, матушка, тошно,

Мне, родимая, грустно!»

– «Ты залезь, Марфа, на печку,

Погляди с печи на окошко —

Не едет ли Федор?»

– «Охти, матушка, едет!

Государыня, скачет!»

Подъезжал Федор к воротам,

Стал стукать под окошко,

Стал стукать под другое, -

На двор Марфу вызывает:

«Мы поедем, Марфа, домой —

У нас дома нездорово:

Родной батюшка хворает,

Родна матушка часует;

У сестрицы три подружки —