Былины - [16]
Многообразием, варьированием достигается полнота, глубина реализации замысла, в котором изначально бывают заложены противоречия, альтернативные ходы, благодаря чему варианты часто строятся на использовании и разработке противостоящих, «конкурирующих» возможностей. К тому же эпическое творчество хотя и подчинено строгим закономерностям, но не связано абсолютно жесткими схемами и вносит в замысел новые оттенки, иные трактовки, то есть дополняет первоначальный замысел и даже отчасти отменяет его. Так появляются в вариантах содержательные, более или менее существенные разночтения, несогласованности, исключающие друг друга трактовки. Тем самым только прочтение и анализ совокупности известных вариантов приближают нас к пониманию содержания былин в его сложности, богатстве нюансов, позволяют проникнуть в сущность замысла и обнаружить разнообразие его конкретных осуществлений. Показательный случай несовпадающих трактовок основной сюжетной темы — в рамках единого замысла — мы имеем в разных редакциях былины о Садко. В редакции, представленной основным текстом в этом сборнике, Садко — бедный гусляр, пленяющий своей игрой водяного царя; по совету последнего он вступает в спор с новгородскими купцами (предмет спора — чудесная рыбка в Ильмень-озере), побеждает в споре и становится сам богатым купцом. В другой редакции (вар. I)[39] Садко — гулящий мо́лодец, явившийся с Волги в Новгород; от Волги он передает поклон Ильмень-озеру, и поклон этот принимает другой мо́лодец. Мотива спора здесь нет: по совету молодца, представляющего Ильмень, Садко трижды забрасывает сети, ловит много разной рыбы, которая затем превращается в деньги. Различие — не только в способах обогащения, но и в характеристике персонажей. В конечном счете они восходят к мифологическим образам, но вместе с тем в них отразились разные бытовые и социальные черты средневековья.
Различные трактовки завязки конфликта просматриваются в вариантах былины «Добрыня и Маринка», хотя все они сходятся к ситуации, в которой Маринка околдовывает богатыря и превращает его в тура. Что приводит Добрыню к этому, что заставляет его вступать в контакт с киевской волшебницей, какие поступки он совершает на этом пути, — каждый вариант дает свои ответы на эти вопросы. Добрыня выступает то безусловно как жених, который видит в Маринке свою суженую, то как добрый молодец, «случайно» забредший на Маринкину улицу и неожиданно увлекшийся девушкой, то как богатырь, стремящийся установить порядок и изгоняющий Змея из дома Маринки, и др. (ср. основной текст и вар. I—IV). В данном случае с особой очевидностью выступает равноправность предлагаемых трактовок и, что наиболее интересно, — их нечеткость, зыбкость, способность переливаться одна в другую. Пример довольно существенного сдвига в замысле дают редакции былины «Михайло Козарин». В основном тексте и в вар. I завязка сюжета обусловливается необходимостью разлучить брата и сестру и тем самым предотвратить угрозу инцеста. В вар. II эти мотивы исчезают, на первый план выступают мотивы увода сестры татарами и поисков ее братом. По вариантам можно проследить постепенный процесс перехода былины от разработки архаической темы «брат и сестра — суженые» к теме более поздней — «брат спасает сестру из плена, угроза инцеста снимается узнаванием».
Аналогичные примеры разночтений всякого рода (в том числе — и несюжетных, в способах изложения, в композиции) читатель найдет в разделе «Приложение». Из сказанного явствует, что относиться к ним следует не как к вторичным, «черновым», — в большинстве своем они безусловно равноправны и должны рассматриваться как образчики принципиальной множественности реализаций соответствующих эпических замыслов. К ним можно подходить и на уровне диахронии, пытаясь уловить в них движение замысла в историческом времени, и на уровне синхронии, стремясь понять их в связи с проблемой полноты замысла. В любом случае другие варианты и редакции обогащают наши знания былин.
5
Сюжетный состав русского классического эпоса — в том виде, в каком он известен по материалам XVII—XX веков, — обширен и многообразен. Число сюжетов приближается к ста, обилие же вариантов и редакций это число существенно увеличивает.
Не только эпос в целом, но и отдельные сюжеты складываются в результате художественного творчества ряда эпох. В любой былине могут быть вскрыты черты более древние и более поздние; при этом они соединены не механически, но образуют сложное художественное целое: приходится говорить не об исторических пластах или слоях, а о сплаве. Ни одну былину невозможно датировать; можно определять время (в пределах эпохи или длительного периода) появления отдельных реалий — чаще всего в виде нижней (или верхней) границы, можно предположительно говорить о времени, когда происходит трансформация того или иного традиционного мотива, персонажа и т. д. В ряде сюжетов может быть выделена более или менее надежно историческая (в смысле опять-таки целой эпохи) доминанта и выявлены свидетельства предшествующих состояний. В целом русский классический эпос принадлежит к тому типу героического эпоса, который складывается в раннефеодальную эпоху, сохраняя значительные связи с периодом позднего общинно-родового строя и отражая в своем развитии более позднюю историю.
