Быль о коммивояжере - [2]

Шли недели, кучер упорно трудился над своим делом, как великий художник над шедевром, и конца этому не предвиделось. Миновали месяцы, а он все лежал в постели: стоит ему встать, твердил он, как у него начинается головокружение.

- А все эта девица, - говорил Кронин, жизнерадостный шумный толстячок, впадавший в уныние лишь от судебной практики.

- При чем тут Силья? - сурово спрашивал Чарли.

- Увидишь при чем, когда тебя спросят, а чем ты был занят с ней в машине, - мрачно отвечал Кронин. - Говорю тебе, пусть все идет своим чередом.

- Но это же поклеп! - вскидывался Чарли. - Я не из тех, кто за рулем занимается такими штучками!

- Иди ты к бесу - "ты не из тех"! - цинично отвечал Кронин, и Чарли никак не мог понять, то ли это комплимент, то ли наоборот.

Все это было для него потрясением. Человек нетерпеливого нрава, он не способен был вынести, чтобы над ним месяцами висело нечто подобное, и, как все нетерпеливые люди, воображал, что ускорить дело можно только одним способом: постоянно навещать Кронина, чья контора находилась в переулочке возле Дэйм-стрит, в дыре, лишенной солнечного света, где, по мнению Чарли, не может обосноваться и трудиться процветающий деловой человек. Обычно ему приходилось ждать там по получасу в приемной с секретаршами. Приемная была малосимпатичная, секретарши тоже, но все же он пробовал соблазнить их своей версией происшествия. Когда же наконец его впускали и объясняли, что новостей нет, он взрывался длинными тирадами, которые Кронин выслушивал, сидя за столом и поигрывая карандашом с унылым и скучающим видом. Раз взявшись соблазнять, остановиться Чарли не может, он все соблазнял и соблазнял Кронина возмутительной историей о пьяном кучере и идеей вчинить ему встречный иск, но наконец начал понимать, что юриста не проймешь, юрист предпочтет ходить с лопнувшими подтяжками, но не соблазнится даже на английскую булавку.

- Ты в этих делах ничего не понимаешь, - утомленно говорил Кронин, откидываясь на стуле и терпеливо играя карандашом. - Линнейн ни за что на это не пойдет. Это дело подлежит суду присяжных, а от присяжных так и жди подвоха. Они хитрее судей, хоть судьи хитрее черта. Вид у тебя прекрасный, ты хорошо одет, а этот кучер, по твоим же собственным словам, - оборванец. Что будет, если ты налетишь на присяжных из оборванцев? Они решат, что, поскольку бедняжка-ответчик тоже оборванец, он вправе получить от страхового общества пожизненную пенсию по инвалидности. Их, чертей, вполне на это хватит. Ты сам решил бы точно так же, будь ты оборванцем. Выкинь ты из головы этого пьянчужку!

Когда дело назначили к слушанию, Чарли совсем пал духом. Он провел две бессонные ночи, аккуратнейшим образом высчитывая, на чем его можно подловить, и вспоминая былые грехи, которые противная сторона способна воскресить и обратить против него. Адвокатом кучера был один из знакомых семьи Хэлигэнов, некто Майкл Дан, и Чарли надеялся, что, по этому случаю, может рассчитывать на некоторое снисхождение. Но, с другой стороны, если Дан решит иначе, он в два счета сумеет дознаться о Чарли больше, чем желательно. Дело выглядело скверно. Чарли явился в суд вместе с Сильей, бледный, как смерть, и тусклым голосом заявил, что, наверное, никогда больше в жизни не сможет сесть за баранку. Это будет висеть над ним до конца дней, это вымогательство - всем понятно, что это вымогательство, но государством дозволенное, а юристами поощряемое. Силья вообще молчала. Она считала, что дешевле было бы. откупиться от кучера, сунув ему пару фунтов.

Вечером она собиралась на танцы, но не с Чарли. То есть она предлагала Чарли быть ее кавалером, но тот отказался. И даже решил, что она бессердечная личность. Только бессердечная личность способна звать на танцы человека, у которого отнято будущее. На другом конце скамьи сидел кучер, его отрешенный и крайне болезненный вид сулил ему победу, а на сиденье рядом с ним лежал его котелок.

Подавшись вперед, Чарли взялся было слушать конец предыдущего дела, но не понял ни слова и только еще больше расстроился. Судья, пожилой, румяный, седовласый, похоже, был глух и зол на всех. Тут объявили дело кучера, и встал Майкл Дан. Он оказался высоким, аскетического вида человеком с черными усиками и в больших темных очках. По первым же его замечаниям Чарли понял, что никакого дружеского отношения ожидать не приходится, и перепугался окончательно.

Вызвапи кучера. Тот поволокся на трибуну так, словно вот-вот упадет и умрет. Его ответы, произнесенные голосом страдальца, едва достигали ушей присяжных.

У него был кучерский способ внушать расположение, он обращался к суду, точно проводник, ведущий группу туристов из Америки на экскурсию по озерам Килларни.

Он демонстрировал места, где ощущает боли, словно исторические достопримечательности. Что же касается возмещения, заявил он, то, будучи человеком маленьким и не от мира сего и не имея ни малейшего понятия о деньгах как таковых, он целиком и полностью полагается на несомненное благородство господ путешествующих.

Кронин и Линнейн в своих расчетах не ошибались, уразумел Чарли. Презренная кучерская метода была ему ясна. Кучер прибеднялся.