Буйный Терек. Книга 2 - [114]

Кумык Ходокой говорил о том, что у него в Костеке есть кровники, у которых он должен «взять кровь», то есть убить кого-либо из них. А чеченец Байрам коротко пояснил:

— Отточил шашку, зарядил ружье, сел на коня… Зачем же возвращаться обратно?

Их небольшая группа в двенадцать человек, скрытно пройдя качкалыкские леса, перешла через Сулак и к утру четвертого дня вышла на кумыкскую плоскость к дороге Костек — Андрей-аул. Затаившись в кустах, они терпеливо стали ждать…

Костек находится невдалеке от Андрей-аула, и трое купцов-татов, распродав часть товара в Костеке, без конвоя решили перебраться в Андрей-аул. Несмотря на уговоры подождать полуденной оказии, они, вооруженные кинжалами и ружьями, отправились на подводе в Андрей-аул.

Пропустив подводу вплотную, сидевшие в засаде абреки с воем ринулись на оробевших купцов. Мгновенно обезоружив пленников, нападающие связали двух из них, но тут произошло нечто неожиданное… Кумык-подводчик схватил ружье и выстрелил в первого попавшегося на глаза абрека. Пуля насквозь пробила ему голову. Это был Пантюк-Исак, сидевший на коне возле подводы и отдававший приказания абрекам.

Третий тат, поняв, что спасения нет, ударом кинжала свалил наземь орудовавшего с товаром чеченца. На выстрел подводчика прибежал случайно шедший по дороге кумыкский уздень[61] по имени Хасав, мужественный человек, отличившийся в боях с мюридами. Видя, что двенадцать абреков окружили подводу, он, выхватив из чехла ружье, выстрелил в самую кучу нападавших. Наугад пущенная пуля угодила прямо в сердце второго предводителя партии — Ходокой Абукера, и тот замертво свалился с коня.

Озлобленные абреки, так неожиданно потерявшие своих вожаков, с проклятиями и бранью бросились на отважного кумыка. Хасав, носивший на поясе огромный дедовский кинжал, с размаху ударил им по плечу набросившегося на него абрека, и тот со стоном упал под колеса подводы. Видно, так было угодно судьбе — этот тяжело раненный Хасавом абрек оказался третьим предводителем шайки, знаменитым Байрамом.

Абреков охватил ужас, когда залитый чужой кровью Хасав кинулся на них, размахивая кинжалом, а один из купцов вместе с подводчиком напал сзади.

Подхватив тяжело раненного Байрама и труп Абукера, бросив убитого Пантюк-Исака, абреки исчезли в кустах, откуда через минуту вынеслись на галопе, удирая в сторону леса.

Так, по воле случая, чеченские мюриды потеряли трех своих известных наездников и рубак.

Ближе к полудню выстрелила сигнальная пушка и на направлении казачьих пикетов задымили сигнальные огни. Две роты апшеронцев, эскадрон драгун и дежурная сотня Гребенского полка выступили спешным маршем в сторону аула Герменчик. Окутанная тучей пыли, пронеслась по дороге еще одна казачья сотня, и поднятые по тревоге части гарнизона приготовились к походу.

— Что случилось? — выходя из штаба, спросил Небольсин у казаков, что-то докладывавших генералу фон Таубе.

Адъютант тихо, чтобы не мешать опросу связных, сказал:

— Чеченская партия настигнута верстах в двенадцати от крепости. Они под станицей Щедринской двух казаков убили, бабу с казачонком в плен угнали и табун коней из-под станицы, да нарвались на солдатский пикет и казачью засаду. Их там в кольцо взяли… вряд ли уйдут…

— Капитан Небольсин, — позвал генерал, — возьмите взвод донцов и наметом к пункту… — он всмотрелся в донесение, — двадцать три, что возле кургана у развилки дороги на Герменчик. Вот казаки укажут, они только оттуда. Прошу вас, сразу, как разберетесь в обстановке, донесите точные данные о потерях. Из этого малограмотно написанного клочка я ничего не пойму толком, да предупредите майора Строгова, чтоб не уклонялся в сторону леса… Там чечены тоже не зевают.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — пристегивая шашку, сказал капитан.

Через несколько минут во главе двадцати пяти казаков он уже скакал по тропе к пункту двадцать три.

День был ясный и солнечный, деревья в цвету и зелени, воздух прозрачен и чист, и если б не эта бешеная скачка по извилистой тропинке, со стороны можно было б предположить, что кавалькада скакала сквозь кусты и деревья для собственного удовольствия, для утренней прогулки.

Рано утром этого дня казаки станицы Щедринской Иван Кульков, Степан Кольцов с сыном Кузей, подростком лет четырнадцати, и женою урядника Сергина вышли за околицу; где в полутора верстах находился луг, на котором они хотели накосить травы.

Пройдя через станичные завалы, миновав ров и обойдя сторожевой пикет у дороги, они пришли на луг. Казаки, сбросив папахи, закурили и стали косить; мальчик, стреножив коней, тоже взялся за косу, как вдруг женщина закричала истошным голосом:

— Че-че-ны!!!

Из кустов орешника выскочили человек восемь чеченцев, прятавшихся в засаде. Они бросились на отбивавшихся казаков и, свалив наземь кричавшую женщину, поволокли ее в чащу.

Один из казаков успел ударить кинжалом кого-то из нападавших, и в тот же миг оба казака были зарублены, а подросток и жена урядника со связанными назад руками перекинуты через спины двух заручных коней и крепко приторочены к лукам.

Казачьи пикеты, заслышав крики, открыли огонь по горцам, дежурный взвод поскакал на подмогу, но, обстрелянный из кустов, потеряв коня и двух казаков ранеными, залег.