Буйный Терек. Книга 1 - [139]

На следующий день к Реуту пришли два брата Тархановы, Сафар и Ростом, влиятельные жители села, расположенного в четырех верстах от крепости в тесном ущелье, по которому бежала быстрая и шумная река — Шушинка, как называли ее русские. На ней, в горловине ущелья, были расположены мельницы, принадлежавшие армянам. Ущелье было узкое, каменные громады скал нависли над тесниной и селом, образуя глубокие впадины, уже давно превращенные жителями деревни в обитаемые пещеры. Дорога, ведшая к нему и мельницам, шла по теснине, над которой находилось много пещер. Пещеры эти ввиду приближения персидских войск уже были заполнены армянскими семьями, оставившими свою деревню и прочно обосновавшимися в этих каменных жилищах, из которых вооруженные стрелки надежно контролировали узкий вход в ущелье и дорогу, лепившуюся по берегу быстрой Шушинки.

— Что скажете, уважаемые господа? — спросил полковник гостей. — Какие новости, в чем нужда? Охотно помогу вам.

— Новости есть, ага-полковник, но их скажем позже, а сейчас дело в следующем. Как ты знаешь, Чинахчи и Герюсы уже заняты кизилбашами. Их войска идут сюда. Наше ущелье надежно, а сейчас мы превратили его в такую же крепость, как и ваша, но нам связывают руки старики, жены и дети. Можешь ли впустить часть из них в крепость, тогда нам легче и спокойнее будет защищать Шушакенд и мельницы от иранцев.

— Почему же часть? Пусть все старики и дети идут в крепость.

— Все не пойдут, — спокойно ответил Сафар. — Женщины нам нужны для того, чтобы они, пока мы будем отбивать кизилбашей, готовили нам пищу, и, кроме того, нужны крепкие старики, чтобы они заряжали наши ружья. Они народ бывалый, спокойный и надежный. Их присутствие поможет женщинам уверенней ожидать ухода персов.

— Ты прав, Сафар-бек. Завтра же пусть все, кто не нужен вам в Шушакенде, придут в крепость.

— Утром они прибудут сюда, ага-полковник. Спасибо за разрешение. Теперь второе. В нас будь уверен. Мы, армяне Шушакенда и молодежь окрестных армянских сел, которая пришла к нам, хорошо вооружены, пороху и пуль у нас много, решимости победить или умереть — достаточно. Мы погибнем все, но не допустим к мельницам персов. И горловина ущелья, и дорога, и подступы к ней простреливаются из наших пещер, ни один сарбаз не пройдет. Наши стрелки бьют ласточку на лету пулей, а наши кинжалы и шашки остры… Помни, ага-полковник, что мы не только будем бить персов в ущелье, но мы будем снабжать вас мукой. Наши мельницы будут работать и молоть для вас зерно, пусть даже не только Аббас-Мирза, а и сам его отец, Фетх-Али-шах, придет сюда со всеми войсками Ирана.

— Спасибо, друг, генерал Ермолов прислал мне письмо, в нем он пишет, чтобы я целиком полагался на армянское население Шуши. Он верит в вас.

— И он не ошибается, ага-полковник. Мы умрем, но не предадим русских братьев, не подведите нас и вы. Бейтесь до конца, насмерть, до победы.

— А мы, русские, так только и деремся!

— Видно, ты еще не знаешь о несчастье, которое произошло у реки Акера, — переглянувшись с братом, тихо сказал Сафар.

— Какое несчастье? С батальоном подполковника Назимки? — поднимаясь с места, опросил Реут.

— Да… к несчастью, вестниками этого черного дела являемся мы, — вздохнул Ростом. — Да, ага-полковник, русский отряд, который шел сюда из Герюсов, разбит. Кизилбаши уничтожили его.

— Не может быть! Это персы распускают такие слухи. Ведь в нем до тысячи солдат с двумя орудиями! — взволнованно закричал Реут.

— К сожалению, это правда. И оба орудия, и больше пятисот солдат попали в плен к кизилбашам.

— Наши армянские братья сумели по тропкам и горам вывести пятерых спасшихся от разгрома солдат. Они пришли с нами, — опустив голову, сказал Ростом.

— Не может быть! Еще никогда в этих краях не бывало, чтобы русские солдаты с орудиями и офицерами сдавались в плен. Где они? — срывающимся голосом спросил полковник.

В комнату вошли пятеро изможденных, переодетых в армянское платье людей.

Спустя час весь русский отряд, запершийся в крепости, уже знал о том, что шедший к ним на соединение из Герюсов батальон с двумя орудиями и двумя сотнями казаков был в пути настигнут армией Аббаса-Мирзы и после недолгого боя сдался в плен вместе с командиром подполковником Назимкой. Опечаленные солдаты горестно обсуждали эту страшную весть. Армяне тревожно поглядывали на солдат, как бы боясь, что это известие поколеблет дух защитников крепости.

Со стороны города вновь послышались песни, звуки зурны, веселые крики, и над Шушей снова раздались одиночные выстрелы разгулявшихся, поджидавших Аббаса-Мирзу молодцов.

— Боевые товарищи, солдаты и офицеры! Тяжелое несчастье постигло нас. То, о чем никто никогда и не думал, чего мы не могли допустить и в мыслях, — случилось. Сильный русский отряд в тысячу штыков с двумя пушками разбит персами и пленен ими. Персами, теми самыми кизилбашами, которые бежали от нас в прошлую войну, которых одно имя Котляревского приводило в трепет, а штык русского солдата заставлял бежать с поля боя. Позор! Но он ложится не на вас, солдаты, а на того командира, который сдал свой отряд. Боевые товарищи! На нас теперь идет Аббас-Мирза со своими полками. Их много, нас мало, но мы русские, и позор, который пал на батальон, мы должны смыть своими делами. Пусть узнают персы, что не все русские похожи на тех, кого они взяли в неволю. Я говорю вам, солдаты: то, что произошло с Назимкой, того не будет в Шуше. Мы будем биться насмерть, мы не побоимся персиян с их пятьюдесятью тысячами сарбазов и если надо, то все взлетим на воздух, но крепости не сдадим! Товарищи, воины, солдаты! Мы — русские, и своим мужеством и отвагой спасем крепость или умрем!