Буйная Кура - [11]

Шамхал невольно косил глазами в угол землянки, где на старенькой латаной-перелатаной постели спала, свернувшись клубочком, Гюльасер сестренка Черкеза. Ее длинные косы соскользнули на землю, ветхое одеялишко подымалось и опускалось над ровно дышащей грудью. Нежные тонкие ноздри расширялись и сужались с каждым вдохом и выдохом, в приоткрытых губах виднелись белые, ровные зубки. В комнате не было никаких других звуков, кроме стрекотанья сверчков, шуршанья бабочек да тихого дыхания спящей девушки.

За тонкой перегородкой, то есть, по существу, в этом же помещении, негромко промычала корова. Затем напористо и звучно полилось на пол. Остро запахло хлевом. Черкез с досадой проговорил:

- Чтоб ей не видеть своих телят! Будто нарочно ищет постороннего человека, чтобы при нем справить свою нужду. Давай-ка выйдем отсюда, устроимся спать верху. Там у нас вроде чердака. Пошли.

- Да ладно, не беспокойся. Я думал, ты пойдешь ловить рыбу.

Черкез понял уловку Шамхала. Он, конечно, слышал о происшествии в доме Джахандар-аги и знал, что Шамхал пришел не ради рыбалки и что не до рыбалки теперъ. Однако Черкез не подал виду и вел себя так, будто ни о чем не догадывается.

- Рыбу ловить еще рано. Пусть сначала взойдет луна. Заодно проверим удочки, заброшенные мной еще с вечера.

- Ладно, делай как знаешь.

- Эй ты, Гюльасер, ну-ка, проснись, у нас гость. Постели нам постель на чердаке.

- Напрасно ты будишь девушку.

Но Гюльасер уже проснулась и села на постели, потягиваясь и протирая глаза. Потом она проснулась окончательно, увидела постороннего мужчину, вспыхнула и закрылась с головой одеялом. Только когда мужчины вышли из комнаты, она поднялась и надела платье.

На чердаке Гюльасер постелила матрац и коврик и отошла в сторону, как бы спрашивая своим видом, потребуется ли от нее что-нибудь еще.

- Посмотри, не найдется ли поесть. А то у меня давно уж сосет под ложечкой. Да, наверно, и Шамхал составит компанию.

- Нет, я не хочу! - слишком торопливо ответил Шамхал.

- Ну, он как хочет, это его дело, а я поем. А ложки все-таки принеси две. Может, еще надумает, глядя на меня.

Девушка, шлепая босыми ногами, ушла вниз. Она налила в большую медную тарелку кислого молока и взяла несколько ячменных лепешек, испеченных ею как раз перед вечером. Снова поднялась на чердак, поставила еду перед братом.

- О, знала бы ты, что я сделаю для тебя в день твоей свадьбы!

Гюльасер, довольная похвалой брата, кокетливо повернулась и ушла с чердака.

Черкез покрошил в тарелку ячменную лепешку, перемешал деревянной ложкой. Попробовал, причмокнул от удовольствия, покачал головой:

- Разве это кислое молоко? Это мед! Слаще меда! Возьми-ка ложку да попробуй. Никогда не ел такого вкусного молока.

С этими словами он придвинул тарелку ближе к Шамхалу. Тот нехотя взял ложку, нехотя начал есть. Покончив с едой, друзья улеглись спать. Черкез тотчас захрапел, а Шамхал лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел в проем чердака на звездное небо. Вой шакалов на том берегу Куры, ленивый лай собак, шум реки - все это сливалось, наполняло ночь. Шамхал слушал, смотрел на звезды и не мог уснуть. Словно кто-то отнял у него сон. Неприятные мысли толпились у него голове. Хотя Шамхал твердо решил, что больше не вернется домой, но все же он не знал, что ему делать дальше. Не идти домой - это ясно, а куда же идти? Совсем покинуть село? Уйти к дяде? Но еще неизвестно, как дядя посмотрит на его приход. Может, он заругает его и скажет: "Разве должен мужчина уходить из дому, бросив мать и сестру?" "И потом, разве мужское дело жить под чьим-то крылышком, просить приюта? Что из того, что он мой дядя? И дядин хлеб нельзя есть, если его дают из милости. Нет, никого не стану ни о чем просить. Построю себе небольшой домик. Какую-нибудь из сельских девушек приведу. Назло отцу сделаю самую пышную свадьбу. А где деньги?.."

Шамхал приподнялся и сел на постели. Достав из кармана серебряную табакерку, свернул папиросу. Глубоко затягивался, пускал дым в воздух. "В хозяйстве отца есть и моя доля. Возьму часть стада, часть табуна посмотрим, кто воспротивится этому?! Кто воспротивится? Да тот же отец! "Я еще не умер, - скажет отец, - чтобы делить хозяйство". И будет прав. Ведь и в самом деле хозяйство принадлежит только ему одному. Ведь я еще ничего не сделал. Кроме того, есть еще брат, Ашраф".

Вспомнив брата, Шамхал подумал о нем с нежностью и в то же время ощутил в душе неприятное чувство. Он очень любил Ашрафа. Ашраф был парнем, как говорится, что надо. Но когда Шамхал вспомнил, что отец всегда по-разному относился к ним, он расстроился. Отец и здесь поступил несправедливо. В прошлом году он послал Ашрафа в Горийскую учительскую семинарию, а Шамхала оставил при себе. "Хватит одного ученого в нашей семье, - сказал он - оставайся здесь. Кому достанется все хозяйство, все богатство? Брат выучится и будет отрезанныйломоть, уедет бот знает куда. Только ты и останешься мне опорой".

"Нет, не сдамся перед отцом. Не нужно мне от него и одной соломины. Если я вернусь к нему в дом, он хоть и не скажет, но подумает, что я без него слаб. Ничего мне не надо. И невесты не надо, которую выберет мне отец. Женюсь на той, кого полюблю. Разве мало в селе красивых девушек? Взять хотя бы сестру Черкеза Гюльасер. Кого она хуже? Что с того, что ее отец бедняк?"