Буян - [132]

Мужиков секли с присвистом, с придыхом, засучив рукава, стервенея от палящей жары. Трудились до усталости в плечах, вбивали по велению губернатора в мужицкие зады почтение к собственности и закону.

…А Блок, вернувшись домой поздно вечером, просидел до рассвета в своем кабинете, составляя телеграмму министру внутренних дел Столыпину. Утром он передал явившемуся с докладом чиновнику особых поручений несколько густо измаранных листков с грифом «Секретно».

«Крестьяне с. Матвеевки, Ставропольского уезда, подстрекаемые местным писарем, решили завладеть незаконно покосами соседней экономии. Когда рабочие экономии пришли косить, собравшаяся толпа стала гнать их прочь, угрожая избить, если кто примется за работу. Приказчик экономии вызвал урядника, чтобы тот обуздал своевольство. На уговоры урядника крестьяне, ответили бранью, затем избили его и прогнали вместе с рабочими. На место происшествия выехали исправник и становой пристав с десятью стражниками. Прибыли вечером, исправник остался в экономии, а пристав поехал в село, чтобы успеть ночью провести дознание. Толпа людей с дикими криками, бросая камни, побежала навстречу полиции. Лошади шарахнулись в сторону, ямщик не успел развернуть тарантас, толпа вытащила ямщика и пристава из тарантаса и убила их, бросив тела на дороге. Стражники справились с испуганными лошадьми, вернулись обратно и дали залп по разбегающейся толпе. В результате оказались убиты двое крестьян.

При расследовании на месте выявлены зачинщики беспорядка. Последние взяты под стражу и отправлены в самарскую тюрьму. Остальные участники по приговору сельского схода подвергнуты телесному наказанию. Законность и порядок в селе восстановлены».

Глава двадцать третья

Представитель министерства по продовольственным вопросам Павлов, приехав в Самару, поселился в той же гостинице «Бристоль», где жил временно и вице-губернатор. Они знали хорошо друг друга еще по совместной деятельности в Херсонской губернии, были приятелями и партнерами по висту.

Утром Кошко вызвал экипаж и повез Павлова в губернское управление, где обсуждался порядок продовольственного снабжения губернии. До начала заседания Кошко представил его Блоку. Общий разговор сразу же завертелся вокруг самого злободневного события — правительственного переворота, осуществленного неделю назад. Кабинет Горемыкина пал, на смену пришел новый — во главе с министром внутренних дел Столыпиным. Благоговеющий перед ним Кошко спел ему панегирик. Петр Аркадьевич-де именно тот человек, в котором так нуждается сейчас Россия. Петр Аркадьевич обладает всеми важнейшими бесценными качествами, необходимыми для главы правительства в трудное время, то есть твердой рукой и светлым умом. Его ясная и четкая программа реформ, его умение находить нужных исполнителей являются ручательством того, что зловещий костер смут будет успешно погашен. Nescio quid majus nascitur[8].

— Одними арестами да административными мерами достичь этого невозможно. — Кошко бросил быстрый косой взгляд на Блока, закинул толстую ногу на ногу и продолжал веско: — Да. Засудить десятки тысяч, людей нетрудно, однако умный хозяин предпочитает бросить драчливым псам кость: пусть грызутся между собой… Государственный переворот, господа, назревал давно. Доколе можно терпеть думские фигли-мигли!

Павлов согласно покачивал головой.

— Поведение этих скотов, членов Думы, просто оскорбительно. На их заседаниях происходят недопустимые вещи. Социал-демократы открыто произносят подстрекательские речи. По их мнению, чрезвычайные меры и военное положение в губерниях — способ управления дураков. Министры тоже дураки, ибо не знают собственных законов, показывают свое умственное убожество и полное неумение решать вопросы государственной важности. Если бы у министров была совесть, то они сами бы давно ушли в отставку.

Павлов рассказывал это так, что трудно было понять: возмущен он выступлениями социал-демократов или ему доставляет удовольствие повторять то, с чем он сам, быть может, согласен, но сказать в открытую не может. Кошко знал его человеком добрым от природы, но помимо сердечности он был еще и преуспевающим петербургским чиновником, так что пальца ему в рот не клади. И если он всерьез думает так о правительстве, то следует вскорости ожидать еще чего-то.

— А что еще оставалось государю, как не coup d’état[9]? — развел руками Кошко. — Дожидаться новой пугачевщины? Ведь Дума не только приступила к выработке своего земельного закона, но раззвонила об этом в печати, взбудоражила все крестьянство.

— А расхлебывать приходится нам, — подал голос Блок.

Кошко понял, что тот имеет в виду, вздохнул.

— Проводить реформу будет весьма нелегко, — продолжал Блок. — Русский мужик привык к общине.

— Но и другого выхода нет, трудности случаются вначале при всяком нововведении. Чтобы новые идеи проникли в общество, нужно бороться за них, а потом уж дело пойдет, — заметил с бодрой уверенностью Кошко.

— Если люди не хотят быть счастливыми, нужно их заставить, и все! Иначе не поймут, — подхватил Павлов с блуждающей язвительной усмешкой.

Блок слушал собеседников, а думал, казалось, о своем и глядел из-под насупленных бровей в открытую дверь балкона. На последних словах Павлова он повернул голову, заговорил медленно, этакими крупнозернистыми фразами: