Буян - [110]
— Я имею в виду только деятельность командира третьей артбригады полковника фон Гальбена.
— Фон Гальбен — пустячок, не стоящий внимания! — воскликнул вдруг резко, с раздражением губернатор. — Мы сидим на пороховой бочке! Город на пороге восстания, а вы ведете речь о какой-то сволочи, либералишке…
— Мон ше-ер… — простонала губернаторша, шокированная несдержанностью мужа.
— Пардон, — бросил тот мимоходом и позвонил дважды серебряным колокольчиком, стоявшим у его прибора. Тотчас в дверях вежливо скрипнули ботинки чиновника в мундире и с несколькими папками под мышкой. Он молча поклонился обществу.
— Будьте любезны, Кондратий Павлович, текст шифрованной телеграммы для Дурново.
Вышколенный чиновник, будто заранее знал, что от него потребуют, выбрал из папок нужную, положил на стол перед Засядко. Тот кивнул головой. Чиновник неслышно удалился.
— Господа, — сказала губернаторша, вставая. — Я вас оставляю…
Засядко раскрыл папку, сказал, поглядев пристально на собеседников:
— Телеграмма министру внутренних дел составлена, по вашим докладам и донесениям. Все это вместе собранное выглядит м-м… ужасно. И если не будут приняты экстренные меры… Вот в общих чертах положение. В Самаре… я опускаю аграрные беспорядки… кроме всяких революционных партий создан Совет рабочих депутатов в составе сорока человек. Он подчинил себе все профессиональные союзы рабочих и навязывает городским властям свои постановления. Во главе Совета — некий Михаил Заводской, социал-демократ… м-м… непререкаемый авторитет… «Самарская газета» в подчинении революционеров… клоака… Открыто печатаются программы социал-демократической партии и статьи известного Ленина. Телеграф под контролем Совета, копии важных правительственных телеграмм представляются тому же Совету… Накладываются штрафы на владельцев предприятий… угрозы бойкота за увольнение разгильдяев. Та-ак… Призывы к железнодорожникам не перевозить правительственные войска в Самару… Попытка привлечь на свою сторону местные артиллерийские батареи…
Засядко гневно фыркнул, приостановив чтение. Все уныло хмурились. Постников, перебирая брелоки на золотой цепочке, свисающей с кармана клетчатой жилетки, сказал громко и ехидно:
— Аппетит приходит во время еды… Вчера мирная забастовка: прибавь рупь! А сегодня…
— А сегодня в Москве восстание, баррикады! — подхватил Засядко. — Мой бывший полк — семеновцы… — здесь по лицу губернатора расплылось умиление, — семеновцы посланы в помощь московскому гарнизону из Петербурга. Ах, как бы он был к месту здесь, мой полк! Результаты пропаганды, как видите, и у нас налицо, жизнь в городе остановилась. А на заводах и железной дороге формируются вооруженные и санитарные отряды! Негодяи! — воскликнул Засядко. — Это вам о чем-то говорит, господа? Вот, Николай Фаддеич, полюбуйтесь свеженькой листовкой: «На улицу!» Тот же Совет… Призыв к вооруженному восстанию. Вот: «Монархия издыхает… Да здравствует Учредительное собрание!» и так далее. И еще статья того же Ленина «О реорганизации партии» — они спешат раздуть свою банду. А что происходит в Пушкинском доме, в этом осином гнезде революции, то вам известно не хуже, чем мне. Московский пример заразителен. По вашим сведениям, — Засядко повернулся к жандармскому полковнику, — Совет, ни мало ни много, вынес решение о вооруженном восстании в Самаре. Дело за несколькими днями, необходимыми мятежникам для подготовки. По моему настоянию вы, Николай Фаддеич, ввели вчера саперную роту в здание телеграфа, и только благодаря этому мы можем сегодня отправить телеграмму министру.
— К сожалению, других надежных войск сейчас в гарнизоне нет. Восьмой казачий полк…
— О казаках речи быть не может: на них вся губерния! Чтобы предотвратить гибельные последствия назревающего мятежа, необходимо принять экстраординарные меры. Прошу высказаться, господа, — продолжал настойчиво губернатор.
— Позвольте… — попросил жандармский полковник. — Не худо бы, я думаю, в интересах дела использовать все же силы «Союза русского народа». Люди искренне преданы…
— Ах, бросьте! — перебил его Засядко. — Вы уверены, что город… — И он сделал рукой движение, понятное для собеседников. Добрянский помялся, промолчал. Сергеев, глядя на него, тихо, но так, что слышали все, промолвил:
— Кредо квиа абсурдум[4]…
Шорох у двери прервал разговор. Появился слуга, доложил, что прибыл командир 36-й пехотной дивизии генерал-майор Дэви и просит принять его по неотложному делу. Засядко напрягся, стараясь припомнить, кто такой Дэви, и велел слуге пригласить его в кабинет. Встал, извинился перед гостями, вышел.
Только успел скрыться за дверью губернатор, как слуга попросил Добрянского выйти в переднюю, где его ожидает офицер жандармского управления. Дородный полковник потопал из столовой. Вернулся он через несколько минут крайне озабоченный. Налил себе в лафитник мадеры, глотнул.
— Новости? — спросил, устремив на него пытливый взгляд, генерал Сергеев.
— Кхм! Да. К сожалению, малоутешительные… — испустил вздох Добрянский.
Открылась беззвучно дверь из внутренних покоев, показался Засядко.
— Господа, прошу вас в кабинет.
В книгу Ивана Арсентьева входят роман «Преодоление» и повесть «Верейские пласты». Роман «Преодоление» рождался автором на одном из заводов Москвы. Руководство завода получило срочное задание изготовить сложные подшипники для станкостроительной промышленности страны. В сложных, порой драматических ситуациях, партком и профком завода объединили лучшие силы коллектива, и срочный заказ был выполнен.Повесть «Верейские пласты» посвящена возвращению в строй военного летчика, который был по ошибке уволен из ВВС.
Книга о каждодневном подвиге летчиков в годы Великой Отечественной войны. Легкий литературный язык и динамичный сюжет делает книгу интересной и увлекательной.
В этом романе писатель, бывший военный летчик, Герой Советского Союза, возвращается, как и во многих других книгах, к неисчерпаемой теме Великой Отечественной войны, к теме борьбы советского народа с фашистскими захватчиками. Роман охватывает период от начала войны до наших дней, в нем показаны боевые действия патриотов в тылу врага, прослежена жизнь главного героя Юрия Байды, человека необычайной храбрости и стойкости.
Летчик капитан Иван Арсентьев пришел в литературу как писатель военного поколения. «Суровый воздух» был первой его книгой. Она основана на документальном материале, напоминает дневниковые записи. Писатель убедительно раскрывает «специфику» воздушной профессии, показывает красоту и «высоту» людей, которые в жестоких боях отстояли «право на крылья». Также в том входит роман «Право на крылья».
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.