Бутылка. Книга для тех, кто любит выпить - [43]

Такие же, как наркоманы-землекопы.

Стивен Кинг

Этот славный ряд можно продолжать бесконечно: Теннесси Уильямс не приступает к письму без бокала вина, Уильям Стайрон любил ликер, Эдгар Аллан По упивался до белой горячки, Есенин был озорным гулякой не на трезвую голову; если честно, мне будет труднее вспомнить хотя бы одно имя, которое имело бы вес в литературе и не было никак связано с алкоголем. Ремарк, Довлатов, Фолкнер, Ерофеев…

Интересно, что бы выбрали старики Хэм и Буковски, если бы им предложили: отнимаем способность либо писать, либо бухать?

Может, писатели пьют, потому что кто-то наверху хочет, чтобы об этом написали? И почему этот жанр, в котором для успеха есть все: драки, трагедии, талант и обреченность, взлеты и падения, кутеж и секс, почему этот жанр, я имею в виду пьяные похождения, не так уж и плодовит?

Ответ слишком прост, и ты его уже знаешь.

Писатель – самая подверженная мифу о прекрасном алкоголе профессия. Есть некая логика в том, что пьющие люди пишут. Не является ли письмо формой запоя или неким индикатором склонности приукрасить действительность? Может, и так, но проблема в том, что выпивка – это мухлеж. И в сценариях, и в книгах, и в жизни. Если ты хочешь заставить героя сделать нечто ему несвойственное, имей смелость и находчивость найти оправдание получше, чем алкогольное опьянение. Я считаю пьяного героя такой же авторской слабостью, как выдавливание слез жалости с помощью детей и собак. И да, есть прекрасные вещи с персонажами-алкоголиками, детьми и собаками, но разницу между дешевым приемом и поднятой темой прочувствует любой неравнодушный читатель.

Смотреть фильмы про алкоголиков почти то же самое, что смотреть фильмы про писателей. Алкоголь ассоциируют с богемой, но давайте присмотримся к этим богемным авторам под хмельком поближе. Тот же Буковски – про трагическое детство с отцом-садистом. Ирония, драйв, секс, алкоголизм, откровенность – он внес большой вклад, чтобы такие разные вещи стояли в одном ряду. В статье «Википедии» алкоголь назван его «увлечением» – они серьезно? Насколько радикальна сама мысль, что не пить – это норма, если алкоголь сравнивают с макраме и рисованием?

Джулия Кэмерон в автобиографии «Взять хотя бы меня» пишет: «Я думала, что настоящие писатели глушат виски бокалами и курят сигареты без фильтра. Увы, как и многие до меня, я увязывала талант с алкоголизмом. Я читала о самоубийстве Хемингуэя – и винила в этом не пьянство, а творческий ступор. Мои представления о литературной жизни проистекали прямиком из легендарных сражений Френсиса Скотта Фицджеральда с бутылкой. Из хемингуэевского “Праздника, который всегда с тобой” я сделала вывод, что праздник просто перемещался из бара в бар – вместе с самим автором».

Фильм про Чарльза Буковски, известного пьяницу и бабника, рассказывает о смелом и успешном, умном молодом человеке, который кайфует по жизни. А теперь представь, как выглядит лачуга, где перебивается человек, живущий на пособие. Представь и забудь, в фильме ты ее не увидишь. Там красавец Мэтт Деймон и его привлекательные партнерши в интерьерах, пусть и небогатых, но дизайнерских и по крайней мере чистых. Все, что поймет любой молодой человек с неокрепшим мозгом, – что пить не работать, трахаться целыми днями – это круто, это и есть счастье. А теперь посмотрим на фотографию Буковски, на его испитое, испещренное язвами лицо, на его женщин, которых якобы так весело трахать целыми днями и к которым лично мне даже не хочется подойти, хотя я и не воспитана осуждать. Вот правда про тех, кто пьет, – правда в болезнях, грязи и нищете; но никто не хочет снимать про это фильмы.

Зато в редких случаях об этом пишут честные книги, такие как «Фунты лиха в Париже и Лондоне» Дж. Оруэлла: «К половине второго последние капли праздника испарялись, оставляя лишь головную боль. Мы больше не были счастливыми гостями счастливейшего из миров – просто жалкими работягами, которые тупо, угрюмо напились. И вино, которое мы еще продолжали лить себе в глотку, делалось гнусным пойлом. Голова пухла, как резиновый шар, пол качался, рот от пятен вина синел, будто измазанный чернилами. Продолжать становилось вконец бессмысленно. Некоторых, выходивших из бистро на задний двор, тошнило. Мы кое-как доползали до наших коек и, успев лишь наполовину снять одежду, сваливались часов на десять. Большинство моих субботних вечеров проходило именно так. И в общем парочка часов безумного ликующего счастья стоила тяжкой похмельной расплаты. В нашем квартале для многих, бессемейных и о семье не помышлявших, еженедельная крепкая пьянка была единственным, что делало эту жизнь годной для проживания».

Все пьют. Все интересные люди пьют. Если у тебя есть душа, а не комок шерсти из пупка, то ты ищешь веселья и страдаешь, а значит, пьешь. Если тебя волнуют судьбы России или хотя бы соседей, ты должен пить. Если ты творческая личность, ты должен пить. А те, кто не пьет, они, согласитесь, подозрительны. Чехов так вообще без обиняков назвал их сволочами.

Сегодня я вижу в таких стереотипах фиговые (или виноградные) листики, которыми прикрывают срамное место. Алкоголь – конфета с начинкой из самого древнего ужаса, ужаса безнадежности, но нам внушают, что эта конфета недурна, и мы с удовольствием ее глотаем. Это как «Рафаэлло» с присыпкой на вафле удовольствий, только внутри не мягкий крем с орешком, а болото стыда.