Бутылка - [4]

— Присаживайся, — махнул он рукой на кушетку посреди тёмной комнатки, куда мы проникли секунду назад.

Я не взглянул на него, усаживаясь и стягивая выданный пиджак. В комнате тем временем стало светлее — вампир зажёг свечи. Какая пошлость, — подумал я, и дурацкая мысль немного приободрила болезненной весёлостью.

Альфа опустился рядом.

Продолжая расстёгивать манжет на левой руке, я заговорил:

— Укусишь в запястье, — так я легко мог скрыть следы под манжетой рубахи или напульсником во время физкультуры, — одна доза и я ухожу. Если попытаешься меня шантажировать и требовать ещё, я обращусь в полицию. Будь уверен, я сделаю это, — перевёл я твёрдый взгляд на альфу, стараясь не показывать накатывающую на меня панику.

В свете свечей глаза вампира горели больным потусторонним светом. От этого взгляда мне стало не по себе и я поспешил отвернуться, чтобы проверить, правильно ли лежат складки тщательно закатанного рукава.

— А ты умный парнишка, — хмыкнул вампир, но, кажется, он снова издевался.

Я вытянул руку, а сам уставился в противоположный угол. Несмотря на то, что я знал и представлял себе весь процесс в общих чертах, видеть собственное унижение не хотелось. Что сказал бы отец?

Я поспешил отмахнуться от этой мысли, пытаясь представить его лицо, получи он счёт за чистку ковра.

Холодные пальцы перехватили мою руку, заставив вздрогнуть против воли. Меня слегка потянуло в сторону. Язык прошёлся по коже, заставляя поёжиться. Чужое дыхание всколыхнуло мурашки.

Сердце в груди задрожало от страха.

В освещённом зале, в окружении людей я чувствовал себя более уверенно.

Кожу царапнуло, и не успел я подумать о том, что это могло быть тем единственным, о чём мне не хотелось думать, как два острых клыка легко проткнули кожу, словно моя рука была мягким бутербродом с маслом.

Вспышка боли, сорвавшая с губ крик, погасла почти мгновенно. Я ощущал клыки под кожей, но они не доставляли никакого неудобства. Холод чужого прикосновения, и тот казался более неприятным, чем два отростка, застрявшие где-то в сплетении вен.

На стене тихо тикали часы — я услышал их не сразу. Стоило мне успокоиться и понять, что всё в точности как описывали те, кому иногда приходилось продавать собственную кровь, как слух и привычное ощущение окружающего мира вернулись…

Единственное, что немного выбивалось из привычной колеи, было всё то же мерное тиканье часов, показавшееся мне невыносимо медленным, ленивым, и с каждым новым щелчком следующий казался всё дальше.

Сидеть было тяжело. Когда же вампир закончит? Позабыв о страхе, я обернулся к альфе.

Жадно впиваясь в мою безвольную руку, он таращил на меня свои кровавые глаза. Странно, что я мог смотреть на него, не чувствуя страха… Может, это потому что я устал? Сил сидеть прямо оставалось всё меньше. Когда же вампир закончит?

Веки наполнились усталостью и я стал проваливаться в сон. «Нет, — попытался приказать я себе. — Нет, Энди, потерпи ещё немного. Сейчас он закончит и ты отправишься домой и там сможешь выспаться.»

Мысль о том, что с утра не нужно рано вставать, наполнила тихим счастьем, но сил дойти до дома у меня не осталось. Я вдруг понял, что не смогу даже подняться.

В комнате раздался шум. У меня с трудом хватило сил повернуть голову на проникший в полумрак свет.

— Лас! Остановись! — выкрикнул кто-то. Меня слабо тряхнуло и голос зазвучал над самым ухом: — Лас! Ты убьёшь его! Лас!

Я так и не понял, кого собираются убить, потому что устал бороться, и с огромным облегчением провалился в блаженный сон.

Тупик

Дышать было невыносимо тяжело. Такое состояние иногда преследовало жарким летним утром, когда выпадал свободный от подработок день и вставать пораньше не было причин. Поэтому, не кривя душой, я позволял себе отсыпаться вдоволь. Вернее, я пытался это сделать, пока раскалённый диск солнца не начинал плавить асфальт и превращать бетонные стены панельных многоэтажек, в которых мы частенько снимали квартиры, в подобие микроволновки, спастись от губительного пекла которой можно было только имея мощный кондиционер.

Мы с отцом давно решили, что не станем тратить деньги на излишки, и потому я с трудом долёживал до девяти утра. Сползая с облегчением с мокрых простыней, я знал, что удовольствие будет недолгим — стоило редкому сквозняку из распахнутых настежь окон остудить тело, как жара накидывалась с новыми силами.

Ещё хуже приходилось во времена редких течек. Тогда солнце, казалось, проникало под кожу, медленно поджаривая меня изнутри. Отец перебирался в самые дешёвые мотели, если не успевал завести знакомых на новом месте, оставляя меня сходить с ума в одиночестве.

Сейчас я чувствовал себя так, словно только что пережил обе неприятности… несколько раз подряд. Я уже проснулся и хотел раскрыть глаза, но веки весили целую тонну и на то, чтобы наконец увидеть свет, ушла уйма времени.

Искусственные лампы резали глаза и я не сразу понял, где нахожусь, хотя характерное попискивание наводило на определённые мысли.

Я не ошибся. Скользя взглядом вдоль белых панелей идеально белых стен, я пытался вспомнить, как очутился в больнице.

— Энди? — позвал знакомый голос. О том, чтобы повернуть голову, не могло быть и речи, но отец уже в следующий миг припал к изголовью кровати, очутившись в поле зрения. Осунувшийся, с внушительной щетиной, он смотрел на меня так, словно уже не надеялся увидеть.