Буря времен года - [61]

я провалялась рядом с ним на кровати больным, потным, рвотным месивом, да еще и бесчувственным к тому же?

– Ощущаешь какие-нибудь перемены?

Помимо унижения и уязвимости?

– Нет. – Я утыкаюсь в кружку, чтобы скрыть пылающие щеки.

Вуди с легкостью переходит к следующему вопросу:

– Флёр, я знаю, что тебе может быть неудобно говорить об этом, но мы пытаемся выяснить, приводит ли длительный контакт к перераспределению сил между Временами года.

– Тебе совсем не холодно? – интересуется Чилл. – Можешь что-нибудь заморозить?

Я свирепо смотрю на него поверх своего бульона.

– А как насчет тебя? – обращается Вуди к Джеку. – Не заметил никаких изменений с тех пор, как вы с Хулио зажигали в лифте?

Я выплевываю полный рот бульона через стол.

– Да, Джек. Ты чувствуешь себя по-другому? – с озорной усмешкой спрашивает Хулио. – Сильнее? Горячее? Более привлекательным, может быть?

Джек бросает на него полный отвращения взгляд.

– Обязательно дам тебе знать, если обнаружу жжение или зудящие выделения.

Чилл фыркает, и Хулио тут же поворачивается к нему.

– Заткнись, Флотилия, не то выброшу тебя за борт, и спасательный жилет не поможет!

Чилл тут же делается предельно серьезным, поправляет на себе жилет и загоняет свои странные очки повыше на нос.

– Ну, хватит! – Поппи хлопает ладонью по столу, и все подпрыгивают от неожиданности. – Вы вцепились друг другу в глотки с тех пор, как мы покинули Обсерваторию. В чем проблема?

Мари и Хулио демонстративно смотрят в разные стороны, отказываясь отвечать. Эмбер лениво моргает поверх корешка книги.

– Нам еще три недели торчать на этой яхте, и я ожидаю, что все будут вести себя цивилизованно.

– Три недели?

Я оглядываюсь на коридор, приведший меня сюда, считая по памяти спальные места. Кажется, их не больше четырех: две двухместные кровати, две каюты, две крошечные ванные комнаты.

– Видите ли, – говорит Хулио с дразнящей ноткой в голосе, – Флёр здесь не было, когда мы голосовали за то, кто с кем будет спать. Но теперь, когда она проснулась, то, скорее всего, предпочтет меня. Из меня выйдет отличная грелка. – Подмигнув мне, он переводит взгляд на Эмбер.

Если он пытается заставить ее ревновать, то своей цели добился. Температура в комнате резко понижается. Я с грохотом ставлю на стол кружку, выплескивая бульон. То, что я согласилась следовать этому плану, еще не значит, что я готова с кем-то спать.

– Спальные соглашения не меняются! – говорит Джек, прежде чем я успеваю вставить хоть слово. Его кожа начинает покрываться коркой льда. – Флёр спит вместе с Поппи. Я делю койку с Чиллом, Эмбер – с Мари, а Хулио – с Вуди. Тот, кого не устраивает такой порядок, может плыть домой.

Он обводит присутствующих своими серыми, как грозовое небо, глазами. Только на меня не глядит. Потом встает и шагает к каюте, где мы проснулась вместе с ним раньше.

Поппи наклоняется ко мне и шепчет:

– Прости, что оставила тебя с ним наедине. Это моя вина. Он приходил в нашу комнату каждый день, чтобы подзарядить тебя, но это сильно истощало его, и я не видела никакого смысла в том, чтобы будить его. – Она бессвязно бормочет, и чем дольше я не отвечаю, тем лихорадочнее становится ее речь. – Все было под контролем, честно. Всего по нескольку часов в день. Он просил меня сидеть в комнате рядом с ним. Обычно я просто читала или что-то в этом роде. На самом деле он не такой ужасный, как я думала…

– Извини, – говорю я, отталкиваясь от скамьи и следуя за Джеком в каюту.

Коридор темный и узкий, катер качается, и мы сталкиваемся друг с другом на пороге, когда я вхожу, а он уходит. Он держит под мышкой пуловер, но теперь, когда я всматриваюсь в обстановку каюты внимательнее, повсюду вижу следы присутствия Поппи. Ее вещмешок, одежда, начатая вышивка крестиком на подушке. Мой рюкзак рядом с кроватью.

– Мне очень жаль, – говорю я, глядя ему в лицо. Из-за тесноты мы совсем рядом, так что едва не соприкасаемся носами. – Я просто чувствую… – Понятия не имею, что чувствую. Бессилие и ужас от того, что мы сделали? Просто плывущей по течению? – Дело в том… Я все совсем не так себе представляла. И наше поведение тоже.

Трудно стоять так близко к Джеку. Он очень высокий. Выше, чем я предполагала, потому что он всегда сидел на корточках или умирал, лежа у моих ног. А еще он сильный. Его плечи заполоняют собой всю ширину узкого коридора, а в руках, которые прежде держали меня в объятиях, заключена недюжинная мощь. Как мне объяснить, отчего я кажусь себе маленькой? Что эта версия меня – та, какую он никогда до сих пор не видел, – чувствует себя гораздо менее смелой, чем прежняя, которую он просил сбежать с ним? В последний раз, когда я его видела, он смотрел на меня через забор, как на богиню, явившуюся спасти его. А теперь ему приходится со мной нянчиться, потому что я чересчур слаба, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. Это его утомляет, но он слишком добр, чтобы сказать об этом. А мне сейчас хочется лишь одного – исторгнуть содержимое своего желудка прямо ему на ботинки.

– Тебе не нужно ничего объяснять. Если ты предпочитаешь спать с Хулио, я пойму.

Джек морщит лоб, как будто эти слова причиняют ему боль.