Буря (сборник) - [77]
4
О том, что наступило утро, я узнал по свету, просочившемуся через не до конца опущенную шторку. И не мог поверить – так рано? Приподнял шторку – и чуть не ослеп.
– Закройте, пожалуйста! – тут же послышалось за спиной.
Я опустил. Но и этой минуты хватило, чтобы разбудить во мне начало нового дня. Правда, только в сознании. Тело продолжало пребывать в напряжении.
А вскоре меж; кресел повезли завтрак. Народ стал просыпаться, подымать шторки, и салон залил яркий солнечный свет. При дневном свете лететь было не так страшно.
Женя открыла глаза.
– Мы уже прилетели? Уже так светло?
– Что ты хочешь – навстречу солнцу летим.
Но мы летели уже не на встречу, а на юг. И было видно, что над горами.
Спустя час после завтрака самолёт потихоньку пошёл на снижение.
Сначала я переносил это без особых ощущений, но когда снижаться стали интенсивнее, как в затяжном падении, у меня заложило уши, а правое стало ломить. Я открывал рот, сглатывал слюну – ничего не помогало. Положил под язык таблетку валидола – напрасно. К лицу, к голове всё приливала и приливала кровь. Это уже походило на муку. Наконец, я совсем оглох на правое ухо, а левым слышал как из-под воды. Женя что-то спрашивала, я не понимал. Говорил, что ничего не слышу. А самолёт всё продолжал и продолжал снижаться. Стали видны ровные кварталы строений, но всё в лёгкой дымке, как будто внизу горели торфяники. Опять провалились. Я поморщился и стал массировать за ухом. Это уже была пытка настоящая. Чтобы я когда-нибудь ещё полетел! И в это время самолёт, словно остановив турбины, стал падать. Ниже, ниже, ещё ниже, и только у самой земли вдруг, подхватившись, взревел и всею тяжёлою массою ударился колёсами шасси о взлётную полосу. Как из другой комнаты послышались дружные аплодисменты. Напряжение в груди спало, но глухота так и не прошла. Да и бессонная ночь дала о себе знать. Я туго соображал, хотя и понимал, что мы приземлились, мы в Пекине, мы в совершенно чужой стране.
Афанасий Никитин побывал в Персии, в Индии, во многих других странах, о чём и написал. Я нигде, кроме Китая, не был и, может быть, больше нигде не буду, а потому с самого начала решил всё хорошенько запомнить и отснять.
На этот раз спускались по обычному трапу. Было раннее утро – самая приятная в наших широтах пора: свежесть, непалящее солнце, роса. Но это у нас, тут же мы вышли как в парную, хотя небо было сплошь затянуто дымкой.
– Вот это да!
Спускаясь по качающемуся трапу, я почувствовал, как меня начинает угнетать жара. И пока шёл к автобусу, думал: да разве можно в таких условиях жить? Лежать на пляже, купаться, сидеть в тёмном винном погребке – да, но жить и работать – не представляю.
Когда повезли мимо стеклянного здания аэровокзала, я сразу почувствовал существенную разницу. Это была громадина ни с какими Шереметьевыми несравнимая. После высадки, следом за всеми мы вошли в остеклённое здание аэровокзала и очень долго куда-то шли, шли и шли, затем по широкой лестнице поднялись на второй уровень и опять шли, пока, наконец, не пришли к зоне пограничного контроля. Пропускных стоек было несколько. За стойками сидели женщины. Пограничники или полиция (не разглядел) стояли или ходили за их спиной.
Визы у нас не было, только присланные по электронной почте приглашения от какой-то китайской организации с красными печатями. Печати у китайцев почему-то были только красные, с пятиконечными звёздами посередине. Наши организаторы сказали, что в аэропорту нас встретит китаец и за сто долларов поможет оформить визы. И в самом деле, мы тут же наткнулись на китайца (подавляющее большинство из них были невысокого роста), державшего в руках тетрадный лист, на котором, как в загранпаспорте, на английском языке были написаны наши имена и фамилии.
Мы жестами дали понять, что это мы. И тогда китаец повёл нас за собой. Говорил он на русском очень плохо, но всё-таки что-то говорил. Когда подошли к остеклённой стойке, он попросил наши паспорта с фотографиями, заполнил бланки, обрамил специальным устройством фотографии, приклеил, спросил: «Сыкока дыней»? Тисло? Какой тисло назат?» – «А-a! Через неделю. Семь дней». Он кивнул и поставил срок пребывания две недели. С запасом. Подал вместе с паспортами одетой в форму «китаёзе», как мы с дочерью сразу китайских женщин стали меж; собой называть, поскольку слово китайка, ассоциируясь с яблоками, почему-то показалось нам оскорбительным. Та вклеила в наши паспорта визы. Китаец сказал: «Сыто долалов». Я достал. Он небрежно сунул их в боковой карман. «Высё». И сразу куда-то исчез.
Но это оказалось ещё не «высё». Когда мы встали в очередь и подали свои паспорта, другая «китаёза» стала требовать от нас ещё чего-то. Разумеется, не на нашем языке. Я достал приглашение, потом электронные билеты – на всё она отрицательно мотала головой. Потом жестом попросила у стоявшего за нами мужчины бумагу, которую тот держал в руке. Это была какая-то карточка. И тогда стоявшие сзади жестами показали нам, где такую нужно заполнить. По-русски в очереди уже никто не говорил. Пока мы получали визы, прилетевшие с нами соотечественники уже просочились на китайскую территорию.
Чугунов Владимир Аркадьевич родился в 1954 году в Нижнем Новгороде, служил в ГСВГ (ГДР), работал на Горьковском автозаводе, Горьковском заводе аппаратуры связи им. Попова, старателем в Иркутской, Амурской, Кемеровской областях, Алтайском крае. Пас коров, работал водителем в сельском хозяйстве, пожарником. Играл в вокально-инструментальном ансамбле, гастролировал. Всё это нашло отражение в творчестве писателя. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Член Союза писателей России. Автор книг прозы: «Русские мальчики», «Мечтатель», «Молодые», «Невеста», «Причастие», «Плач Адама», «Наши любимые», «Запущенный сад», «Буря», «Провинциальный апокалипсис» и других.
В биографии любого человека юность является эпицентром особого психологического накала. Это — период становления личности, когда детское созерцание начинает интуитивно ощущать таинственность мира и, приближаясь к загадкам бытия, катастрофично перестраивается. Неизбежность этого приближения диктуется обоюдностью притяжения: тайна взывает к юноше, а юноша взыскует тайны. Картина такого психологического взрыва является центральным сюжетом романа «Мечтатель». Повесть «Буря» тоже о любви, но уже иной, взрослой, которая приходит к главному герою в результате неожиданной семейной драмы, которая переворачивает не только его жизнь, но и жизнь всей семьи, а также семьи его единственной и горячо любимой дочери.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.