Бурса - [62]

— Папуле с мамулей доложите, — издевается Витька. — А папуля с мамулей молочком попоят, яичком покормят, спать в теплую постельку уложат.

— Мы к вам не лезем, — продолжает пищать младший.

— Бардадым и фалька! — вещает Черная Пантера.

— Омега и ипсилон! — вторит ему Витька.

— Твари едомстии! Овцы заколения!

— Трепещите, языци! Яко с нами бог!..

— Карамба! Сакраменто! — покрывает всех Верховный Душитель, подавая тем самым сигнал к действу.

Стальное Тело с чугунным гашником хватает гимназиста помоложе, вырывает у него учебники, кидает их на снег. Быстро, опытный и понаторевший в деле, он обнажает у жертвы руку. Жертва пытается безуспешно вырваться, между тем Хорошавский старательно накладывает на руку, выше кисти, круглый оттиск: — Черные туги-душители. — Внизу веревка и череп. Гимназист повыше делает более сильную попытку к обороне, но и с ним справляются без промедлений.

Действо именуется священным клеймением. Смысл его Верховный Душитель в том полагал, что оно, клеймение, должно было укреплять венценосную славу и отменную доблесть иогов-индусов. Пусть знает мир о могущественной секте, пусть воссияет звезда ее отныне и до века, пусть трепещут и содрогаются враги-супротивники. Туги повсюду, они всегда бодрствуют.

Главный Начальник со свирепостью, возможно частью даже и напускной, предупреждает клейменных:

— Три дня и три ночи не должны смываться печати. Иначе — веревка!

— Карамба! Сакраменто!

— Бардадым и фалька!

— Томагавком в череп!.. Зубы грешника сокрушу!..

Рысью туги-душители возвращаются в бурсу, не замечая, что с ними нет их собрата Сереги Орясинова, вождя гуронов и дакотов, Бурого Медведя. Вождь диких дакотов присоединяется уже около забора.

— Почему отстали от нас, краснокожий наш брат? — не без строгости вопрошает дакота Верховный Душитель.

Гурон ухмыляется, оттопыривает верхнюю губу:

— Провожал этих чертей до дому. Прихожу, — Бурый Медведь растягивает слова и говорит на «а», прихожу до ихнего дому, двери открывает человек в бородах, должно их папашка. Я и говорю папашке в бородах — «Туги-душители наказали сдать вам вот этих мальцев: больно пужливы!» — Чертенята цоп меня за пальто, орут — «Он избил нас!» — Насилу от них вырвался. Папашка за мной; без шапки до самых бань гонялся.

— Краснокожий брат наш, вождь гуронов и делаверов, Бурый Медведь! — внушает Верховный Душитель, худо скрывая восхищение пред несравненным поведением иога-душителя. — Самовольные выступления караются сурово. Прощаю вам нарушение правил, но в другой раз подвергну вас примерному наказанию!

— Тише, вы, дьяволы! — шипит вдруг Главный Начальник. Он сделал стойку лягаша, приник к заборной щели. Он грозит кулаком: быть на-чеку! — Тимоха! — шепчет Начальник еле слышно.

Туги-душители припадают к забору. По средине двора, облитый серебряным туманом, в шубе до пят — Тимоха Саврасов. Он насторожился, задрал кверху голову, водит направо и налево носом, принюхивается и прислушивается. Видимо, до него смутно дошел наш говор, и он жаждет «накрыть». Мы не шелохнемся. В заборных щелях от дыхания, кажется, слышно, как тают корки снега. Где-то на окраине длинно и одиноко воет пес. Тимоха стоит томительно долго. На дворе никого нет. В Саврасове, при лунном свете, при собачьем подвывании — что-то гипнотическое, завороженное и страховитое. Наконец, медленно Тимоха движется к своей квартире. Под его ногами, в преогромных кожаных галошах, жестко хрустит снег.

— Кикимора долгохвостая!.. Чорт осьмирогий!..

С предосторожностями лезем мы через забор. Вождь диких дакотов и делаверов повисает на гвоздях. Витька Богоявленский с силой отдирает дакота от забора и не слишком считается, что станется с брюками гурона, а Стальное Тело мрачно и злорадно изрекает: — «Посаженные на кол просят о воде». — Дакот и делавер пыхтит. Клок казинетовых брюк остается гвоздям на поживу. Треклятый забор! Сколько лишней работы доставляет он нашей смирной и тихой старушке экономке! Многократно сбивали мы гвозди, дабы они не рвали бурсацкой одежды, но всевидящее око тимохино всегда примечало отсутствие гвоздей, и опять и вновь сторожа украшали ими наш забор!

Когда мы были готовы уже разойтись, Трубчевский слегка присвистнул:

— А задачки синяя говядина решает тоже по Евтушевскому. Я заглянул в ихние книги, недалеко ушли от нашего брата.

— Нам с ними не сравняться, — заметил угрюмо Стальное Тело с чугунным гашником. — Они в университет поступят, а мы дальше сельского попа не пойдем.

— Лучше зарежусь, а в попы не пойду, — объявил Трубчевский-Черная Пантера и взмахнул фалдами пальто точно хвостом.

— Я тоже не пойду в попы, — поддержал его хранитель печати Петя Хорошавский и почему-то покраснел.

— Друзья! — промолвил ободряюще Верховный Душитель. — О попах и речи быть не может. Нам нужен целый мир.

— Но мы-то не нужны миру, — гробовым голосом изрек Стальное Тело.

— Ты прав, мой бледнолицый брат, — Сказал Серега, он же гурон, он же делавер и дакот, он же Бурый Медведь, он же Орясинов. Сказал и потрогал разодранное место, будто хотел лишний раз убедиться в печальном происшествии…

Туги-душители приумолкли.

…Нечаянно нам посчастливилось выбрать удачный район, около семинарии. Родители заклейменных, естественно, заподозрили не нас, а семинаристов. Семинарское начальство по жалобам произвело безуспешные дознания. Вечером около семинарии взад и вперед слонялись караульщики. Клеймить стало труднее, да и надоело оно уже нам. Решили свершить новые, более громкие подвиги. Верховный Душитель приказал изготовить дальнобойные рогатки. Рогатки вышли на славу.