Буриданы - [18]

Тайна, вот что не дает покоя, тянет снова и снова на набережную. Ледяное поле ровное, гладкое, блестит на солнце, но никто не знает, что оно скрывает. «Он умер, здесь его могила», даже этого о нем не скажешь. «Он не был создан для людей». Это правда.

Управляющий Лейбаку, приехавший на рынок продавать мед, посадил Алекса в свои сани, но последние четыре километра ему все равно пришлось топать пешком по непроторенной заснеженной тропинке. Смеркалось. Встретиться с глазу на глаз с волками не хотелось, но и идти быстрее тоже было невозможно, мешала ледяная корка, сквозь которую проваливались ноги, даже его, человека далеко не самого большого веса. Лишь одна цепочка заметеленных следов примерно недельной давности указывала, что где-то поблизости живут люди. На всем его долгом пути его окружали тысячи мужчин и женщин, заполнявших городские улицы и перроны вокзалов. Все куда-то ехали, покупали что-то, продавали — здесь царила тишина. Только лес и больше ничего. С левой стороны ряды голых берез и черной ольхи, справа зеленые елки и сосны — так запланировал дед нынешнего графа и посадил его отец; пара свежих вырубок давала понять, что их отпрыск опять поехал в Европу играть в рулетку.

Дальше четкость распределения деревьев пропала, лес стал неровным, пышно разросшаяся ольха погребла под собой отдельные маленькие елочки — хозяин соседнего хутора предпочитал торговать самогоном, а не лесом. Выглянула луна, и при ее свете Алекс увидел знакомую поляну и в ее конце еще более знакомое бревенчатое строение. Каким низким казался родной дом после ростовских, московских и берлинских! Снег хрустел под ногами, звуки в тишине зимнего вечера должны были разноситься далеко — так оно и было, вскоре в ответ зазвучал злобный лай. Раньше выбегать во двор посмотреть, что происходит, было обязанностью Алекса; новый «привратник» был ленивей, дверь заскрипела только тогда, когда он уже лавировал между яблонями. Кто-то стоял на пороге, то ли Симм, то ли Тыну, стоял и ждал, словно его и не интересует, кто пришел, родственник или разбойник. Струхнул, что ли?

— Тебя не узнать!

Эту фразу Алекс сегодня уже слышал из уст управляющего, хорошо еще, что и Симм для начала не сказал: «Здравствуйте, господин!»

— Зато ты, отчим, совсем не изменился.

Рукопожатие Симма было вялым, как и он сам. Алекс тоже не был богатырем, но подобные пальцы при желании даже он мог сломать. Стряхнув в сенях снег с сапог, он хотел уже войти в комнату выпрямившись, но в последний миг вспомнил про низкую притолоку и наклонился.

Мать сидела за столом, нацепив очки, и при свете керосиновой лампы читала что-то, наверное календарь. Тыну валялся в постели, подложив руки под голову. При появлении Алекса сводный брат оказался на ногах сразу, прямо, как ванька-встанька, мать, наоборот, не торопилась, подняла голову от книги медленно, словно нехотя. Расстегнув пальто, Алекс подошел и поцеловал мать в лоб. У Беккеров был обычай обниматься, но в его семье таких нежностей не водилось.

— Я был по делам в Москве и подумал, что воспользуюсь случаем. Велика все-таки Российская империя, в ее просторах можно так затеряться, что пройдут годы, пока встретишь близкого человека.

Он подумал, что кто-то сразу спросит про Ханса, мол, разве старший брат до тебя не добрался, но все молчали. На всякий случай он заглянул через открытую дверь в заднее помещение, а вдруг поджигатель мыз дрыхнет живой и здоровый на постели, но комната была пуста. Он достал из портфеля банку икры и плитку шоколада.

— Ешьте на здоровье, куплено в московском магазине.

Мать поглядела на гостинцы с таким же подозрением, как только что взирала на самого сына, и отодвинула их в сторону, ближе к окну. По этому движению Алекс понял, что он дома. Он снял зимнее пальто с лисьим воротником и повесил на тулуп Симма. Сесть ему никто не предложил, он придвинул себе стул сам и с любопытством осмотрелся. И тут живут, подумал он, скользя взглядом по закопченным стенам, потрепанным половикам и глиняной посуде на полках.

Мать стала распоряжаться, отправила Тыну в чулан за ветчиной и яйцами, посадила отчима чистить картошку, сама поворошила дрова в плите и достала сковородку. Имени Ханса по-прежнему никто не произносил. Может, его все-таки схватили, повесили и отправили домой извещение, подумал Алекс, но не стал первым затрагивать больной вопрос, вместо того поинтересовался, как поживает сестра. Симм объяснил, что в целом все хорошо, Эльза получила отличного мужа, трудяга, не пьет, не гуляет, только вот детей у них нет. Уже год, как женаты, и ни малейшего признака. Алекс спросил об Адо, этот сводный брат все еще пребывал недалеко от Твери, работал в мызе и нацелился на должность управляющего. Потом настала тишина, только сковородка шипела и потрескивали дрова. Алекс вдруг почувствовал ужасную усталость, которая настигала его всякий раз, когда ему доводилось хоть час подышать воздухом родного дома. Вроде бы в нем никогда никого не убивали, никто его обитателей не проклял, но все равно комната была словно пропитана каким-то особым унынием, которое просачивалось в легкие, оттуда разносилось по всему телу, отравляло кровь и отупляло. Кстати, обычно это продолжалось недолго, уже через неделю угнетенность исчезала, и казалось, что все в наилучшем порядке, так было всегда и будет вечно, что поделаешь, это жизнь, ничего не меняется, солнце опять описывает дугу над топким лугом, как описывало веками, а ты берешь косу и идешь косить, как до тебя шли твой отец, дед и прадед.