Буридан - [84]

Если это не яд, и моя королева начнет искать этот пузырек, она ужасно рассердится, если я его выброшу.

Поэтому я вылью содержимое и оставлю флакон.

Что бы это ни было — умозаключение или же инстинкт, — пузырек вновь был на своем месте, плотно закупоренный хрустальной пробочкой.

Вот только содержал он уже не яд, но воду.

Жуана вернулась на свой наблюдательный пост, и тогда заметила, что королева начинает успокаиваться.

Она увидела, как Маргарита открыла глаза, приподнялась, опершись на локоть.

Увидела, как взгляд королевы упал на флакон.

И тогда Жуане показалось, что во взгляде этом промелькнула некая ожесточенная радость.

Малышка-служанка встала и подошла к королеве.

В этот момент дверь открылась, и офицер, что командовал дежурившими в прихожей стражниками, подал ей знак.

Жуана подбежала к офицеру, который промолвил:

— Пойдем, мне нужно сказать тебе кое-что от имени короля.

Жуана вышла в прихожую, закрыв за собой дверь.

В этот момент Маргарита поднялась на ноги, прошла к столу, без малейших колебаний откупорила флакон и выпила его содержимое до последней капли.

Затем, со странной улыбкой, она вновь растянулась на кровати и закрыла глаза.

* * *

— Что вы хотели, господин офицер? — спросила Жуана.

— Следуйте, дорогуша, за этими двумя бравыми солдатами, — произнес офицер, хохотнув.

Жуана сделалась бледной как смерть, увидев, что один из этих стражников встал слева от нее, другой — справа, и оба подхватили ее под руки. Служанка королевы позволила себя увести, не сопротивляясь, но прошептала:

— Куда вы меня ведете?

— О, совсем недалеко отсюда!

Действительно, то было недалеко: бедняжку вели в подземелья Большой башни.

Возможно, читатель помнит, что в этих подземельях когда-то содержался Филипп д'Онэ, которого малышка Жуана тщетно пыталась освободить, помнит, что в некоем закутке на первом этаже этой башни располагалось жилище охранника этих камер и «каменных мешков». Возможно, наш читатель даже не забыл, что тюремщика этого звали Шопен, и он был влюблен в Жуану.

— Шопен! Эй, Шопен! — прокричал один из солдат, которые сопровождали или, скорее, несли дрожащую и полумертвую от страха Жуану.

— Шопен! — добавил другой. — Тут новая птичка для одной из твоих клеток.

Шопен не ответил. Шопена не было в его жилище. Этой отвратительной мокрицы не оказалось в ее дыре. К счастью для Шопена, так как увидь он, что речь идет о заточении в камеру той, которую он любил, надзиратель, вероятно, предпринял бы какую-нибудь отчаянную попытку спасти девушки, в результате чего и сам угодил бы за решетку.

Один из стражников, вынужденно взвалив тогда на себя обязанности тюремщика, вошел в берлогу Шопена, увидел висевшие на гвозде ключи от камер и взял их.

— И куда ее определим? — спросили друг у друга солдаты.

— Да любая камера подойдет, — промолвил один после непродолжительного раздумья, — спустим ее как можно ниже и как можно дальше, то есть в глубины второго подземелья, в ту преисподнюю, куда помещают тех, кому суждено быть забытыми на земле и на небе, в «каменные мешки», где узники умирают от голода, холода и жажды.

Когда они возвращались, то наткнулись на спускавшегося в подземелье Шопена, который что-то бурчал себе под нос.

— Шопен, — сказал один из солдат, — мы привели тебе гостя.

— Да. Но вы взяли мои ключи. Если я расскажу об этом, вам выпишут десять, а то и все двадцать ударов палкой.

— Ага! Вот только тогда тебе придется рассказать и о том, что тебя не было на посту!

— В камерах — ни души, — прорычал Шопен. — Я вправе прогуляться, когда там никого нету.

— Конечно, но тогда — не сердись. Вот твои ключи.

Шопен схватил их, как некое сокровище, проворчал парочку проклятий и поднялся наверх вместе со стражниками.

— Куда вы его поместили? — спросил он.

— Да в номер пятый, полагаю, — сказал один из солдат.

И, забыв и думать об этом инциденте, который казался им ничтожным, они вернулись на свой пост в прихожую Маргариты.

— Прекрасно! — пробормотал Шопен, оставшись один. — Камера номер 5. Стало быть, это кто-то, кому предстоит умереть здесь. Что ж, меня ждет еще одна приятная прогулка к Сене с трупом на плечах. Молодой он? Или же старик? Ба! Да какая разница. Увижу, когда пойду за ним. Могу поспорить, что, да, поспорим: этот протянет дней пять, не больше.

* * *

Валуа не отдавал приказа помещать Жуаны в «каменный мешок». Он распорядился только арестовать ее и бросить за решетку в Большой башне. Он сам намеревался допросить служанку, дабы выяснить, известно ли девушке хоть что-то из ужасной тайны королевы. Беспечность офицера, отсутствие Шопена привели к тому, что бедняжку Жуану помести в одну из подземных камер.

По прошествии трех или четырех дней Валуа, наконец, имел возможность явиться в Лувр. Заодно он разыскал и арестовавшего Жуану офицера. Граф собирался допросить девушку.

Когда Валуа спросил, где содержится Жуана, офицер, в свою очередь, спросил об этом у выполнявших его поручение солдат, после чего повторил их ответ графу:

— Второе подземелье Большой башни, камера номер 5.

Валуа вздрогнул, затем на его губах заиграла странная улыбка.

— Следует ли привести узницу к вам, монсеньор? — спросил офицер.