Буридан - [121]

Офицер окинул этого покрытого красным плащом человека любопытным взглядом и устремил на Буридана взгляд другой — вопрошающий.

— Мессир, — сказал Буридан, — именем короля!

Офицер, который сидел, тотчас же вскочил на ноги и замер в почтительной позе, — мы уже объясняли, сколь сильной была власть этих двух слов: «именем короля!».

— У вас есть некий узник? — спросил Буридан.

— Да. Мессир д'Онэ.

— Имя не важно. Этому узнику известна одна государственная тайна.

— Так я и думал, — сказал офицер. — Вот, значит, почему завтра сюда явится исповедник, чтобы получить последние признания приговоренного.

Буридан по-прежнему держал Страгильдо за руку. Наклонившись к офицеру, он прошептал:

— Раз уж приговоренный ничего не пожелал сказать монсеньору де Валуа, он ничего не скажет и официалу. Вот человек, мессир, который единственный может вырвать правду из этого узника. Именем короля, этот человек должен поговорить с приговоренным. Я буду его сопровождать, чтобы получить признание.

— Мне нужен письменный приказ.

— Вот он, — сказал Буридан.

Юноша бросил на стол второй из пергаментов, который забрал у Страгильдо. Первый, как мы помним, был сожжен Валуа.

То был решающий момент. Офицер развернул пергамент и принялся читать. Буридан — напряженный, мертвенно-бледный — почувствовал, как замерло сердце. В эту секунду офицер поднял голову, отдал Буридану честь и прокричал:

— Восемь человек, чтобы спуститься в камеры!

И он протянул документ Буридану, который, с трудом сдерживая радость, мягко отклонил бумагу, сказав:

— Мне приказано оставить в ваших руках этот пергамент, который завтра вы предъявите мессиру Жану де Преси по первому же его требованию. Вот только предупреждаю: о разговоре, который состоится у нас с этим узником, никто не должен узнать.

— Будьте спокойны, мои люди ничего не услышат.

Офицер направился к двери, за которой обнаружилась лестница. Буридан начал спускаться, придерживая Страгильдо за руку. Позади следовали восемь лучников. Двое из них несли факелы. Открылась дверь камеры.

— Дайте мне факел, — сказал Буридан тому из лучников, который находился с ним рядом.

И он вошел, закрыв за собой дверь.

Поставил факел в угол камеры, и лишь тогда повернулся и увидел лежавшего на плитах человека, ноги и руки которого были связаны.

Этого человека невозможно было узнать.

Неужели этим ужасно исхудавшим, с воскового цвета лицом человеком был Готье?.. Внешне безразличный ко всему, что могло с ним случиться, он держал глаза закрытыми.

Буридан опустился на колени, прикрыл рот Готье рукой, чтобы не дать ему закричать, наклонился к его уху и прошептал:

— Молчи. Богом заклинаю, если хочешь жить, молчи! Только отрой глаза и посмотри!..

Готье открыл глаза, растерянные, агонизирующие глаза, на которые уже легла тень близкой смерти. Он увидел Буридана!.. И некое подобие слабого стона приподняло его грудь.

— Ни слова! Ни звука! — пробормотал Буридан. — Слышишь меня? Узнаешь? Понимаешь?

«Да» — глазами подал знак Готье.

Буридан разрезал веревки.

Спустя несколько секунд Готье был уже на ногах — такой растерянный, такой дрожащий, с таким пылающим лицом, что Буридан, не говоря ни слова, вновь приложил руку к его губам.

Постепенно, за пару-тройку минут после первого порыва, та неистовая радость, что переполняла Готье, прошла. Он до крови прикусил губу. Затем, вероятно, понимая весь ужас момента, прислонился к стене и закрыл глаза, словно для того, чтобы не ослепнуть.

Круговым движением руки Буридан стянул длинный плащ, которым был покрыт Страгильдо, набросил на плечи Готье и как можно ниже опустил капюшон.

— Идти можешь? — прошептал он.

Вместо ответа Готье сделал несколько шагов по камере и, подойдя к двери, обхватил голову руками и безмолвно заплакал.

Буридан перевел дыхание. Он был весь в поту, словно только что проделал какую-то тяжелую работу.

Тем не менее он сохранял хладнокровие.

Затолкав Страгильдо в угол камеры, юноша положил руку ему на плечо.

— Узнаешь меня? — спросил он.

Страгильдо попытался сделать над собой усилие. Рассудок мало-помалу пробуждался в его ошеломленном мозгу.

Он издал глухое ворчание, которое, вероятно, должно было быть криком отчаяния.

— Я — Буридан, — сказал юноша. — Выслушай мои последние слова. Ты был подлым и жестоким всю свою жизнь, и я приговорил тебя к смерти. Однако же убивать тебя я не стану. Тебе дается последний шанс, и если он окажется для тебя благоприятным, я сочту, что Бог тебя простил. Что до меня, то от моего имени, от имени преданной тобой Маргариты, от имени умершего Филиппа, от имени Готье, которого ты хотел убить, от имени всех тех, кого ты сбросил с верхней платформы Нельской башни, я тебя прощаю. Слушай внимательно: через какое-то время, быть может, уже через час, ты почувствуешь, как пробуждается твой рассудок, сможешь ходить и говорить. Тогда — зови, кричи, что ты — не Готье. И когда стража увидит, что ты не тот, кого должны казнить, вали всю вину за этот побег на меня, требуй отвести тебя к королю или к графу де Валуа. Но это уже как сам знаешь. Прощай, Страгильдо!..

Итальянец с безумными глазами сделал последнее усилие, чтобы закричать или схватить Буридана. Но он все еще находился под воздействием наркотика. Он увидел, как Буридан берет факел, подхватывает Готье под руку. Увидел, как они выходят!.. Шум их шагов становился все тише и тише. И наступила полная тишина.