Бурелом - [85]

— Что придумали?

— Остается одно: приписывать. Правда, это дело рискованное. Колчаковские ищейки повсюду, могут пронюхать, и тогда в первую очередь возьмутся за бригадиров. Они подписывают документы приема и сдачи. А в некоторых случаях приходится помогать из профсоюзной кассы. Вот еще что хочу сказать. У Строчинского прислуга — наш человек, зовут Глаша. Позавчера она передала мне подслушанный разговор полковника Строчинского с Дегтяревым — офицером из контрразведки. Ему предложено при отступлении белых остаться в городе и организовать в тылу банду под названием «Амба», пароль — «Черная галка». Ясно? Да, не забудь зайти завтра в деревообделочный цех к бригадиру Деревянину. К нему уже поступают заказы от колчаковского командования на ящики для нужд эвакуации. Так пусть договорится с рабочими цеха, чтобы при укладке, скажем, оборудования и разных, там деталей они сделали бы все, что нужно.

ГЛАВА 29

Тринадцатого июля 1919 года после взятия Златоуста Красная Армия, ломая сопротивление колчаковцев, приближалась к Челябинску. Город был объявлен на военном положении. По улицам сновали усиленные патрули и конные разъезды. К станции тянулись подводы с первыми беженцами.

В недобрый час прибыл в Челябинск Лукьян Сычев. Оставив гурт в Сосновке, он зашел в интендантство. Там царил полный хаос, всюду стояли наспех сколоченные ящики, на полу валялись обрывки бумаг и старых газет, на столах, сдвинутых вкривь и вкось, лежали клубки шпагата. Как ошалелые сновали чиновники и на вопрос Лукьяна: «Где начальник?» — сердито отмахивались: Перешагивая через хлам, Лукьян добрался до кабинета интенданта — генерала Попова, сухонького старичка, сидевшего в глубоком кресле.

— Здравия желаем, ваше превосходительство, — бодро поздоровался Сычев и, сорвав с головы картуз, приблизился к столу.

— А? Что? — как бы спросонья спросил генерал и уставил бесцветные глазки на Лукьяна.

— Быков пригнал, ваше превосходительство, деньжат бы получить.

— Гоните скот в Петропавловск. Там примем, — проскрипел старичок и поднес платок к сизоватому носу, собираясь чихнуть: — Э-э-э, — заэкал он и, набрав в легкие воздуха, издал какой-то противный звук.

— Во здравие чишете, — поклонился Лукьян. — Да как же насчет деньжат?

— Я вам, милейший, объяснил: скот нужно гнать в город Петропавловск.

— Несподручно, ваше превосходительство, далеко. Прогон большой, быки вес потеряют.

— Господи, неужели вы не понимаете, что нам сейчас не до быков? Да-с, — поднимаясь с кресла, интендант стукнул кулачком по столу, — не до бы-ков! — произнес он раздельно.

— А как же насчет деньжат? У меня бумага есть. Платить вам придется неустоечку.

— Вон, вон! — топая ногами, выкрикнул фальцетом старичок и в изнеможении опустился в кресло.

— Как же насчет неустойки?

Старичок дотянулся до колокольчика, стоявшего на столе, и позвонил. Вошел рослый интендант.

— Разберитесь с этим господином, — сказал генерал устало и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.

— Пошли, — кивнув головой Лукьяну, промолвил чиновник и вышел вместе с Лукьяном из кабинета.

— Что тебе нужно?

— Насчет деньжат за скот. Полагается в случае отказа в приеме неустойка.

— Хорошо. Иди за мной. — Чиновник подошел к входной двери, распахнул ее настежь. — Спускайтесь по лестнице осторожно.

Не подозревавший подвоха Лукьян стал лицом к дверям. Чиновник дал ему пинка и спокойно закрыл дверь.

«Вот черт, ловко поддал, — поднимаясь на ноги и почесывая ниже спины, подумал Лукьян. — Выходит, по-ихнему, это самый правильный расчет? Лешак с ними, продам быков на мясо татарам», — успокоил он себя и вышел на улицу. Шагая по Уфимской, неожиданно встретил Павла Матвеевича Высоцкого,ехавшего вместе с дочерью, по всем признакам, на вокзал.

— А-а, приятная встреча, — поправляя на возу сползший чемодан, заговорил Высоцкий. — Вот отправляюсь с дочкой, так сказать, в турне по Сибири, а когда вернусь, одному аллаху известно, — криво усмехнулся он.

— Далеко бог понес? — удивленно спросил Лукьян. Павел Матвеевич развел руками:

— Пока до Омска, а там на волю провидения. А вы не собираетесь уезжать?

— Куда я поеду? Мне надо сначала быков продать. Чиновники-то отказываются их принимать.

— Желаю успеха. — Кивнув Лукьяну, он тронул возчика за плечо: — Езжай.

К вечеру Сычев добрался до Сосновки, недалеко от которой паслись его быки и, поговорив с гуртоправами, начал укладываться спать у костра.

Перед утром до слуха Лукьяна и погонщиков донесся слабый звук орудийного выстрела. Приподняв голову, Сычев стал прислушиваться. Быки мирно дремали, пережевывая жвачку.

Начинался рассвет. На востоке показалась пурпурная полоска, постепенно расширяясь, она охватила полнеба. Затем стала постепенно блекнуть, и яркий сноп лучей брызнул в голубую даль неба. И, как бы приветствуя солнце, недалеко от Лукьяна цвикнула синичка. Посмотрела черными бисеринками глаз и, раскачивая хвостиком, торопливо поскакала прочь. Костер уже потух, и один из погонщиков, подбросив хвороста, повесил чайник.

Гул артиллерийской канонады нарастал. Лукьян беспокойно повертел головой по сторонам. Быки лежали спокойно. Погонщики сидели молча и, казалось, целиком были заняты разгоравшимся костром. «Молчат. Поди, рады, что красные наступают».