Буран - [39]
Поставила локоть на стол, подперла щеку кулаком, устремила улыбчивый взгляд на рисунчатую скатерть и; задушевно повела:
Несмело начали подпеваться к Дарье и отец с сыном. А она закрыла глаза, словно своей женской памятью видела белую лебедушку:
Резко захлопнулась дверь в столовую, и песня оборвалась.
— Не нравятся сношке наши песни, — горестно вздохнула Дарья Архиповна.
Сын запротестовал:
— Не обращай внимания, мамаша! Пой! — и, фальшивя, запел:
— Ну вот и спутался. И не надо, Герася, сороку за хвост хватать — стрекоту не оберешься. Да и время позднее.
— Что и говорить — сношка с норовом, — заключил Евлампий Назарович.
Дарья, занявшаяся приборкой стола, ответила на замечание мужа:
— У меня на ее норов есть свой сноров. А вы с Герасимом идите-ка в мастерскую, пока я со стола уберу. Там на диване я тебе и постель направлю.
6
В мастерской Герасим нашел чертеж дачи. Был он выполнен по всем правилам планировки. Как художник, Герасим на отдельном листе ватмана нарисовал акварелью общий вид дачи, расписной теремок в древнерусском стиле, украшенный затейливым узором резьбы и крохотной башенкой с кукарекающим рыжим петухом.
— Так, ястри ж тебя возьми, Гераська! — воскликнул отец. — Я эку же и во сне видел! Да мы с тобой, знаешь, враз...
Ватман выпал из рук Герасима, скрутился и покатился по полу, а сам Герасим тяжело опустил руки на плечи отца, тоскливым взглядом обвел отцово лицо и с задрожавшими губами уткнулся головой в его грудь.
— Что ты, Герася? Что с тобой, сынок? — обеспокоился отец.
Плача на груди отца, Герасим горестно выговаривал:
— Ничего-то ты не знаешь, ничего... А все идет не так! Не так идет, тятя...
— Да что ты, что ты? Давай присядем, потолкуем. — Обняв сына за плечи, Евлампий Назарович опустился с ним на диван. — Давай, сынок, что у тебя наболело?
А сын твердил все одно и то же:
— Не знаешь, не знаешь ты, тятенька, ничего!..
— Так вот ты и скажи отцу-то. А ты думаешь у меня-то на сердце легко? Ну, я — дело десятое, а чем же ты опечален? Ведь вот гляжу я — живешь ты, можно сказать, с полным излишеством...
— А вот ты давай приезжай ко мне насовсем!
— Да что ты, Герасюшка, удумал? — растроганно привлек к себе сына Евлампий Назарович. — Да разве ж такое можно!
— А что? А вот оставайся сейчас насовсем!
Отец тревожно и испытующе посмотрел в глаза сына. Снял руку с его плеча и, облокотившись на колени, низко опустил голову. Со смятенной душой тяжело задумался.
Сын продолжал настаивать:
— Я тебе это говорю решительно — оставайся и все тут!
Отец в раздумье, глухо спросил:
— А что же, сынок, я у тебя тут делать буду, какую работу?
— Живи и все! Заскучаешь — съездим с тобой в Берестяны. А работа... Что работа? Если будет такое желание, так пожалуйста: у нас тут народ всякий нужен. Да я тебя могу запросто в наш Художественный фонд сторожем устроить. Пожалуйста!
Отец отрицательно покачал головой:
— Нет, сынок, Герасюшка, что-то ты легко судишь. Узко умом раскидываешь. Ну, ладно — тебя талант из деревни увел, мать уехала в город по твоей нужде. А теперь ты хочешь и меня сманить городской легкой жизней. Однако дозволь тебя спросить, сынок, что мы тут в городу кушать будем, когда все сюда из колхоза переметнемся? Кто нам с тобой хлебушко припасать будет? Вот ведь еще как, дорогой мой сынок, рассудить надо.
Но голова сына была разгорячена другой, его личной житейской заботой. Его не волновал вопрос о хлебе, который, как он был уверен, «всегда можно купить и сколько хочешь». Отказ отца обижал тем, что разрушал его «коренную житейскую идею», вдруг вспыхнувшую сегодня в хмельной голове.
— Эх, отец, отец, ничего-то, ты не понимаешь в моей коренной идее! — вновь впав в слезливость, говорил сын. — Что хлеб? Хватит у меня и на хлеб, — обвел он рукой висевшие картины, — и... и на все прочее! Дело не в этом... А вот если бы ты жил у меня, так мы с тобой и с мамашей так бы ее зажали, что она, гадина, не посмела бы и голос подать!
Отец недоуменно посмотрел на сына:
— О ком это ты? Кого тебе зажать-то надо?
— А кого еще? Ее, гадину, Алку! Ничего ведь ты, тятя, не знаешь. А идет ведь, тятя, все не так, не так идет!..
В мастерскую вошла Дарья, неся подушку, одеяло и простыни.
— Ну, накурились, набеседовались? Пора уж и спать. Ну-ка, Герасим, вставай — надо отцу постель стелить. Чего это ты свою буйну голову повесил?
— Да вот что-то сынок очень огорчен, — озабоченно сказал отец, помогая сыну подняться с дивана.
— Ой, да это расстройство у него завсегдашнее, когда хмель в башку попадет.
Герасим поднял на мать мутный взгляд покрасневших мокрых глаз.
— Эх, мамаша, мамаша! Все ведь идет у нас не так!
— Давай-ка я сведу тебя к твоей Алевтине Семеновне, и к утречку все опять пойдет своим чередом. Сам ведь ты дорожку-то себе проторил.
Герасим покорно подчинился матери. Вернувшись, она застала Емлампия Назаровича за рассматриванием подобранного с пола ватмана с красочным видом дачи.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.