Бунтарка - [51]
— Нет, я понимаю, — говорит Сет, подъезжая к дому. Я смотрю наверх и вижу, что свет горит. Мама дома.
— Не думаю, что ты можешь это понять, — я вздыхаю, — если только кто-нибудь сыграет с тобой в «Толкни и хватай».
— Ты всегда можешь сыграть со мной в «Толкни и хватай», если это поможет, — говорит Сет, и маленькая часть меня хочет, чтобы он не шутил по этому поводу. Но я обо всем забываю, когда он целует меня.
— Увидимся. — Он улыбается, и я таю в миллионный раз за вечер.
Зайдя в дом, я вижу, что мама устроилась на диване и смотрит телевизор.
— Как прошел ужин? — спрашивает она.
— Хорошо. Родители Сета — художники из Остина, и они немного… эксцентричные.
— О боже, знаю я этих художников из Остина.
— Я съем немного мороженого, ты хочешь?
— Я не против! — Кажется, мама довольна.
Когда я накладываю две миски мороженого и присоединяюсь к ней на диване, я рассказываю о Зои и Алехандро и даже изображаю Зои, включая ее плохой испанский акцент. Мама громко смеется.
— Не смейся. Они хотят, чтобы мы как-нибудь поужинали с ними.
Мама закатывает глаза и продолжает смеяться, и я счастлива. Прошло много времени с тех пор, как мы смеялись вместе и обсуждали наш день, сидя на диване. Интересно, старается ли Джон рассмешить ее время от времени? Надеюсь, что да.
Мы съедаем немного мороженого, и мама говорит:
— Кажется, вы с Сетом… как вы там говорите? Настроены серьезно?
— Ой, мам, не надо.
— Я вижу, что вы проводите много времени вместе. Хочу убедиться, что у тебя нет никаких вопросов.
Я думаю о презервативах, которые мама Сета оставила ему на тарелке за ужином. Мои щеки слегка краснеют.
— Мам, обещаю, если у меня будут вопросы, я задам их. Все хорошо.
— Хорошо?
Я бросаю на нее многозначительный взгляд.
— Мне он правда нравится. Очень.
Мама проглатывает ложку мороженого и улыбается.
— Просто спросила. Не надо нападать на меня.
Я решаю, что надо сменить тему.
— А где Джон? Я думала, вы сегодня встречаетесь.
— У него поздняя смена. Я, возможно, встречусь с ним завтра за завтраком. Хочешь пойти?
Я пожимаю плечами:
— Хочешь, чтобы я пошла?
— Это было бы мило.
— Ладно.
Мама ставит миску с мороженым на кофейный столик и наклоняется ближе. Ее длинные волосы щекочут мою щеку.
— Спасибо. Я знаю, что ты не фанат Джона, — говорит она тихо. Немного печально.
— Дело не в этом, мама, — начинаю я. Я думаю о маме Сета, чья жизнь крутится вокруг нее самой, и о моей маме, чья жизнь сосредоточена на мне. Отставляю миску в сторону и прижимаюсь к маме. Так легче задать вопрос, потому что мне не приходится смотреть ей в глаза. — Мам, ты когда-нибудь жалела, что застряла в Ист Рокпорте из-за меня?
— Нет, конечно, нет, — отвечает мама, — я выбралась ненадолго. Увидела мир. Мне было весело.
Я думаю о коробке «МОЯ ПОТРАЧЕННАЯ ВПУСТУЮ ЮНОСТЬ».
— Ты когда-нибудь представляла, что было бы, если бы папа не умер?
Пауза. Я чувствую, как мамина грудь медленно поднимается и опускается.
— Конечно, — говорит она, ее голос слегка срывается. — Но в этой жизни приходится разбираться с тем, что имеешь. Нужно принимать то, что есть. И если подумать… я смогла закончить школу. Я помирилась с бабушкой и дедушкой. И они увидели, как растет их внучка. Это прекрасно.
— Да, — говорю я, — это правда.
— Знаю, что Джон — не тот, кого ты хочешь видеть рядом со мной, если ты вообще когда-либо ожидала, что я буду с кем-то, — говорит мама, протягивая руку и нежно пробегая пальцами по моим волосам. — Честно говоря, в твоем возрасте я бы тоже думала, что не останусь с таким мужчиной. Но он мне правда нравится, Вив.
Я смотрю маме в глаза. Я хочу, чтобы она знала, что я правда счастлива за нее.:
— Я рада, мам. Правда. Ты заслуживаешь самого лучшего.
Широкая улыбка появляется у мамы на лице, и она целует меня в лоб.
— Ты самое лучшее, что у меня есть, — говорит она. Она часто говорила мне это, когда я была маленькой. А потом щекотала меня или кружила меня на руках.
— Люблю тебя, мам.
— Я тоже тебя люблю, моя милая крошка.
— Ты так не называла меня уже целую вечность.
— Знаю. Это прозвище маленькой девочки. А ты уже не маленькая девочка.
— Ой, ладно, мам, не будь банальной.
Я чувствую тепло, как в детстве, когда мама заворачивала меня в пушистое полотенце после ванны и уютно пристраивалась рядом.
— О, ты никогда не позволяешь мне быть банальной.
— Так и быть — сегодня можно.
— Договорились.
Мы уютно устраиваемся вместе, и нам даже не надо разговаривать.
В День святого Валентина я прихожу в школу и вижу девушек с красными и розовыми пакетами дешевых конфет и парней с плюшевыми мишками из «Волгринс» и печальными увядающими гвоздиками. Я не могу перестать гадать, что приготовит Сет. У меня в рюкзаке книга рассказов Ширли Джексон. Когда мы обсуждали ее рассказ на уроке, мне показалось, что Сету он понравился. Признаюсь, я чувствую себя круто, ведь подарю ему на День святого Валентина сборник рассказов автора историй с привидениями. Это так не по-истрокпортовски.
Но утром Сета нигде нет. Никаких поздравлений на моем шкафчике. Я только получаю от него сообщение: «С Днем Волгриновских плюшевых медведей» и кучу красных сердечек. Может, Сет слишком крут для Дня святого Валентина?
Книга первая. Посвящается Александру Ставашу с моей горячей благодарностью Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.
Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.
Книга представляет собой оригинальную и яркую художественную интерпретацию картины мира душевно больных людей – описание безумия «изнутри». Искренне поверив в собственное сумасшествие и провозгласив Королеву психиатрии (шизофрению) своей музой, Аква Тофана тщательно воспроизводит атмосферу помешательства, имитирует и обыгрывает особенности мышления, речи и восприятия при различных психических нарушениях. Описывает и анализирует спектр внутренних, межличностных, социальных и культурно-философских проблем и вопросов, с которыми ей пришлось столкнуться: стигматизацию и самостигматизацию, ценность творчества психически больных, взаимоотношения между врачом и пациентом и многие другие.
Франтишек Ставинога — видный чешский прозаик, автор романов и новелл о жизни чешских горняков и крестьян. В сборник включены произведения разных лет. Центральное место в нем занимает повесть «Как надо умирать», рассказывающая о гитлеровской оккупации, антифашистском Сопротивлении. Главная тема повести и рассказов — проверка людей «на прочность» в годину тяжелых испытаний, выявление в них высоких духовных и моральных качеств, братская дружба чешского и русского народов.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.