Бунтарка - [24]

Тишина.

Наконец мама говорит:

— Мы можем поговорить об этом, когда я вернусь вечером, если хочешь.

— Как скажешь. Хотя в действительности нам не о чем говорить. — Я всей душой желаю, чтобы этого разговора никогда не было. — Все нормально.

Мама вздыхает. Я смотрю на звезды над головой, тусклые и пластиковые при ярком свете.

— Пора выдвигаться, если хотим быть вовремя.

— Ага, пора. — Я соскальзываю с кровати и иду к входной двери, как будто все нормально. Но все наоборот, и я не знаю, как это исправить.

* * *

Бабуля спрашивает маму, надолго ли мы останемся, а мама отвечает, что не очень, потому что она встречается с Джоном. Бабушка с дедушкой не кажутся удивленными, значит, мама уже рассказала им о существовании Джона.

— Надеюсь, мы познакомимся с этим молодым человеком когда-нибудь, — говорит бабуля, аккуратно ставя посередине стола мясной рулет Stouffer’s. Она снимает прихватки с петухами, и мы молчим минуту, пока дедушка произносит молитву.

— О, определенно, — говорит мама, передавая тарелку бабуле. — И, мам, нам обоим уже по сорок. Я бы не сказала, что мы молодые.

— Пока твои колени не хрустят, как попкорн, когда ты встаешь, ты все еще молодая, — говорит ей дедушка, а мама бросает на меня понимающий взгляд и улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Некоторые вещи — например, замечание от дедушки — настолько привычны, что невозможно бороться. Напряжение между нами немного спадает.

— Так как там школа, Вивви? — спрашивает бабуля, накладывая мне в тарелку рулет.

Я хмурюсь:

— Они сходят с ума из-за дресс-кода. Но терроризируют только девочек.

Мама откусывает рулет и выглядит растерянной:

— Что ты имеешь в виду?

— Забирают девочек с урока, потому что их штаны слишком обтягивающие или кофты слишком открытые. Переодевают их в уродливые спортивные кофты и заставляют так ходить остаток дня в наказание. — В ушах у меня звучат слова Люси, сказанные на обеде в понедельник. — Это смешно. Почему девочки должны нести ответственность за то, что мальчики думают и делают? Как будто мальчики не могут контролировать себя?

Дедушка и бабушка смотрят на меня настороженно. Думаю, они не привыкли видеть их ответственную Вив такой возмущенной.

Мама хмурит лоб:

— Думаю, ты совершенно права, Вивви. Это звучит смехотворно. Прямо как классическая школа Ист Рокпорт Хай.

По мне пробегает дрожь.

— Так и есть, — бормочу я. Разговор о Джоне еще сильнее отходит на задний план.

— Ну, — говорит дедушка, вытирая уголки рта салфеткой, — как единственный человек здесь, который когда-то был мальчиком-подростком, могу сказать вам, что на уме у них только одно.

Бабуля в шутку хлопает дедушку по плечу салфеткой, но мама громко вздыхает и в знак протеста бросает салфетку на стол.

— Пап, это смешно, — начинает она, — это только поддерживает идею о том, что девочки должны следить за тем, как выглядят, и за своим поведением, а у мальчиков есть право вести себя как животные. Ты не думаешь, что это несправедливо? Не думаешь, что это вводит в заблуждение парней? Все это просто противно. — Фыркнув, она заканчивает свою короткую речь.

Мне кажется, я мельком увидела ту девушку с полароидного снимка. Девушку с цветными волосами и словами «бунт, а не диета», написанными на руке. Она все еще существует, я знаю. Даже если я не могу этого понять, она может встречаться будним вечером с республиканцем Джоном.

— Ох, Лиза, не начинай, — говорит бабуля, ее руки порхают над столом. — Твой папа просто пытался пошутить.

Мама делает глубокий вдох. Я уже давно не видела, чтобы она так злилась на бабушку с дедушкой. Какое-то время стоит тишина. Я жду, что ответит мама.

— Хорошо, давайте оставим этот разговор и просто поедим, — говорит мама, кладя салфетку обратно на колени. Она бросает на меня нежный взгляд, полный сочувствия. — Просто продолжай получать хорошие оценки и не ввязываться в неприятности. Дай мне время собрать побольше денег на колледж, и я вытащу тебя отсюда, Вивви, я обещаю.

— Ты говоришь об Ист Рокпорте так, будто это какое-то ужасное место, — говорит бабуля, раздражаясь. — Ее семья здесь, в конце-то концов.

— Увидишь, как будешь скучать по ней, когда она уедет, — говорит ей дедушка. — Когда ты отправилась на Западное побережье, ты разбила наше сердце. — Так дедушка предлагает мир.

— У нас нет денег, чтобы отправить ее так далеко, — говорит мама. — Тем более Вив не сбежит с музыкальной группой и не станет прожигать жизнь. Она просто поедет в колледж.

— Эй, — говорю я, опуская вилку и хмурясь, — кто сказал, что я не буду прожигать жизнь?

Все за столом смеются, даже моя мама.

— Ты, Вивви? — спрашивает она, словно я сказала, что смогу переплыть Ла-Манш. — Ты — прожигать жизнь? Вряд ли. И за это я благодарна.

Я закатываю глаза и беру побольше рулета. Когда бабуля спрашивает меня, как дела у Клодии, я улыбаюсь. В душе у меня есть место, о котором никто не знает. Которое я сама недавно открыла. Я думаю о выходке Мариселы, о подавленном выражении лица Сары. Я думаю обо всех девочках Ист Рокпорта, живущих под жутким надзором администрации школы, которая слишком усердно пытается найти то, чего нет.

Позже этим вечером, после того как мама наносит ванильный экстракт за уши, целует меня на прощание и отправляется на свидание с Джоном, я включаю Bikini Kill так громко, что Джоан Джетт прячется в шкафу в коридоре. Мое сердце быстро бьется, щеки горят, я быстро собираю все необходимое: резиновый клей, черные маркеры и чистые листы белой бумаги.