Бунтарь - [6]

— Он — наш гость.

Говоривший восседал на рослом чёрном жеребце и носил широкополую мягкую шляпу, серый сюртук и высокие сапоги. Всадник отправил длинноствольный револьвер обратно в кобуру, и в этом жесте сквозила и лёгкая ленца, и некоторая небрежность. Одного не было: страха перед сборищем нетрезвых и потерявших голову от безнаказанности людей. Несмотря на то, что лицо человека затеняли вислые поля шляпы, его узнали, и, когда он пришпорил коня, толпа раздалась, давая дорогу. За стрелком последовал второй конник, ведя в поводу запасную лошадь.

Стрелок осадил жеребца перед телегой. Сбив рукояткой хлыста головной убор на затылок, всадник удивлённо воскликнул:

— Ба! Нат Старбак, если не ошибаюсь?

— Он самый, сэр.

— Помнишь меня, Нат? Мы встречались в Нью-Хэвене с год назад.

— Как не помнить, сэр…

Натаниэля трясло. Спасён! Спасён человеком, именем которого он чуть раньше пытался прикрыться, как щитом, от нападок черни. Спасён Вашингтоном Фальконером, отцом его закадычного друга.

— Вижу, мои земляки приготовили для тебя воистину «тёплый» приём, — поморщился Фальконер и, повернувшись к толпе, рявкнул, — Стыдитесь! В Ричмонде живут дикари? Разве так принято встречать приезжих в нашем благословенном городе?

— Шпиков — только так! — подбоченился дубильщик, чувствуя молчаливую поддержку собравшихся.

Фальконер смерил его презрительным взглядом:

— Ты рассуждаешь, как последний янки. Это на Севере кто громче горло дерёт, тот и прав, а у нас иные обычаи. Кто этот горемыка?

Он указал хлыстом на дантиста. Тот безмолвствовал. Тогда Натаниэль, стряхнув с себя лапы доморощенных палачей, натянул брюки и сказал:

— Его зовут Берроуз, сэр. Зубной врач. В городе проездом.

Вашингтон Фальконер приметил в толпе двух знакомцев и, подозвав к себе, приказал:

— Отнесите мистера Берроуза ко мне домой. Нам придётся очень постараться, чтобы загладить нашу общую вину перед этим достойным человеком.

Отвернувшись от притихших земляков, он представил Старбаку своего компаньона, темноволосого парня чуть старше самого Натаниэля:

— Знакомьтесь, Итен Ридли.

Ридли подвёл третью лошадь к краю телеги.

— Забирайся в седло, Нат, — сказал Фальконер.

— Да, сэр.

Нат склонился к сюртуку. Починке тот не подлежал. Юноша зло выпрямился и встретился взглядами с Сэмом Пирсом. Бородач нагло ухмыльнулся и неопределённо повёл плечами, как бы говоря: без обид, приятель; кто старое помянет… Насчёт «глаз вон», решил Натаниэль, идея хороша. Стремительно шагнув к Пирсу, он впечатал кулак тому в скулу. Бородача шатнуло назад. Он наткнулся на бочку, а кисть его по запястье погрузилась в горячую смолу. Пирс заорал, со всхлипом выдёргивая обожжённую конечность из вязкой жижи, покачнулся на краю телеги и шумно обрушился вниз, на брусчатку. Ниспровержение (как в буквальном, так и в переносном смыслах) своего недавнего кумира в толпе, непостоянной и переменчивой, подобно всем толпам от начала времён, вызвало свист и улюлюканье. Фальконер ухмыльнулся и поторопил Старбака, машущего ушибленной о череп Пирса рукой:

— Ну же, Нат.

Юноша неловко перелез с фуры в седло, вдел загаженные смолой носки ботинок в стремена и пустил животное следом за конями Фальконера и Ридли. Жаль было сюртука, но ещё сильнее он жалел о книгах. Не из-за их содержания (большую часть потерянных томов составляли учебники Йельского Теологического колледжа, возвращаться куда он не собирался), из-за стоимости. За них ему могли дать долларов пятьдесят, приличную сумму в его-то положении. Ещё Натаниэль никак не мог уверовать в своё чудесное избавление от смолы с перьями, при мысли о которых ёжился и втягивал голову в плечи.

— Как вы узнали о том, что я в беде, сэр? — спросил он Фальконера.

— А я и не знал, что это ты, Нат. Мне сообщили, что некоего молодого джентльмена намереваются повесить за то, что он — янки, и не устоял перед соблазном взглянуть одним глазком. Весточку принёс негр-ездовой. Он слышал, как ты поминал моё имя, не поленился отыскать мой дом и поговорить с дворецким. Тот, естественно, доложил мне.

— Я в неоплатном долгу у вас, сэр.

— Скорее уж, у того сметливого возчика. Да и то нет. Я, хоть и не знал имени юного янки, счёл необходимым от его лица вознаградить труды чернокожего молодца серебряным долларом, — Фальконер покосился на Старбака, — Нос болит?

— Терпимо, сэр.

— Могу я полюбопытствовать, Нат, каким ветром тебя занесло в наши края? От Массачусетса до Виргинии, знаешь ли, неблизкий свет.

— Вас искал, сэр. Хотел ехать в Фальконер-Куртхаус.

— И проехал бы сотню с лишком километров совершенно зря! — хохотнул Фальконер, — Адам, что, не говорил тебе о нашем городском доме? Мой отец был сенатором штата и прикупил в Ричмонде хижину, чтобы было где вешать шляпу. Я-то тебе зачем понадобился? Или ты Адама искал? Он, увы, на Севере. Надеется предотвратить войну. Жаль, усилия его напрасны. Линкольну мир невыгоден, так что скоро настреляемся вдоволь.

Южанин сыпал словами, не ожидая от собеседника ответа, и Натаниэль украдкой разглядывал своего спасителя. Среднего роста, широкоплечий с открытым, располагающим к себе лицом, на котором сияли голубые глаза, от уголков которых разбегались лукавые морщинки. Бороду и волосы Фальконер стриг коротко. Веяло от него достоинством и благородством, столь ценимыми Натаниэлем в Фальконере-младшем.