Бунт невостребованного праха - [12]

Но сейчас все было по-другому, и каждому было ясно, что наступает поворотная весна, бьет звездный час земли.

Ледовое побоище было в полном разгаре. Поселок стряхивал с себя остатки зимней спячки. В ряды сража­ющихся вливались свежие силы. В бой вступила боевая сотня распаренных в мойке после смены шахтеров. Со стороны города, с правого берега реки, прискакал кон­ный наряд милиции, похоже, тоже жаждавший размяться в кулачном бою, но форма да присутствие офицеров, наверное, сдерживали, а то бы уж эти ребятки показа­ли, как на Руси берутся ледовые города. Застоялись, при­морились без настоящего дела, а молоды ведь, кровь играет.

С некоторых пор конная милиция находилась в го­роде в постоянной боевой готовности. Город, как и по­селок, напоминал пороховую бочку: искра - и взрыв. И взрыв этот грянул совсем недавно, дикий, неожи­данный. Неожиданный, хотя его и ждали. Потомствен­ные и осмотрительные, осевшие здесь, может, со вре­мен первопроходца мастеровые предупреждали отцов города: голодно, батюшки-кормильцы, как и в войну не было, хлебушко, хоть и не от пупа, по карточкам, но в очередь и по килограмму в руки. Не было тут такого отродясь, чтобы Сибирь хлеба не едала. Как бы чего не вышло. Просьбе этой и предупреждению не вняли. А может, и вняли. Но нонче просят все и всего, весь хлебушек и испросили, а новый в одночасье не растет. Рязанское чудо в то время только еще выспева­ло, чудотворцы только готовились явить себя, резали последнюю буханку на шесть хлебцев, чтобы заткнуть ими голодные рты. И на хоккейном матче, вернее, на хоккее, ибо матчей в то время еще не знали, был про­сто хоккей или футбол, так вот на хоккее вспыхнула искра и грохнула бочка.

Единственный в городе стадион жители брали штур­мом, впрочем, как и все остальное здесь брали: от хлеба до угля. Молоденький милиционер, наводя порядок в людском вареве, конно наехал на мальчишку. Может, того мальчишку кто-то и подтолкнул, может, он сам сунулся под лошадь. Но, как бы там ни было, лошадь, почув­ствовав под копытами живое крошево, вдохнув вместе с морозом парной крови, взыграла и пошла грудью на людей. Взыграли и люди, видя истрезанного мальчонку: опять же - наших бьют. Милиционера спешили, начали охаживать пудовыми кулаками, на выручку ему броси­лись товарищи. И завязалось, и покатилось. Бывшие зеки, а таких здесь большинство, потому что лагерей в крае куда больше, чем городов, отводили замороченную душу. Встряли амнистники и "комсомольцы" - строители удар­ных комсомольских строек, досрочно и условно осво­божденные, принялись громить близлежащие ларьки и магазины. А потом перекинулись и в город. Пошли штур­мовать учреждения и квартиры тех, кто, по их поняти­ям, содержал и кормил вот такую милицию, кто должен был дать и им и хлеб, и к хлебу.

Милиции в пригулаговском городе было, конечно, больше, чем любителей хоккея. Толпу рассеяли, кое-кого взяли и на казенные харчи. Хлеба оставшимся на воле добавили. Вместе с хлебом из самой Москвы прибыла комиссия. У председателя исполкома, бывшего флотско­го, участника штурма Зимнего в 1917 году, спросили: что ему надо для упрочения Советской власти в районе. Он ответил: "Залп "Авроры", и чтобы убралась с улиц кон­ная милиция".

Убрали председателя исполкома, без залпа "Авроры". Конная милиция осталась. Именно она и припожаловала сейчас на ледовое побоище. Праздно задержавшиеся слу­жащие, начальство и полуначальство исчезли с реки не­медленно. Остались подростки, подобно Жорке-Юрке, да дурачки, у которых еще чесались кулаки, как извест­но, они чешутся у них всегда. Но опустение, происшед­шее в ущелье с появлением конной милиции, уняло зуд и в их руках. Милиции отвести душу, конечно, хотелось, но в то же время она чувствовала вину за собой, памятуя случившееся на хоккее.

- С чего хипиш, мужики? - шумнули, не въезжая на лед, сверху, с круч, вполне добродушно и мирно. Боль­шинство ответило угрюмым молчанием многоопытного лагерного этапа. Но нашлись и живчики:

- Да вот Юрка, понимаешь, начальник, в космос полетел.

- Так вы по этому случаю реку искровянили?

- Какая кровь, начальник, водица да сопли, - огля­нувшись, буркнули уже и те, кто еще жаждал драки, ос­тывая уже окончательно, разыскивая оброненные шап­ки, в спешке и удали скинутые с плеч бушлаты и полу­шубки.

- Расходись, мужики, по-доброму!

- А че, по-плохому, че, по-плохому, че ты пуганого пугаешь... Да не напирай ты конем, что на Маньку, чалдон недоделанный.

Милиция была уже на льду. Надо было ей все же соблюсти себя и поостеречься в меру, чтобы на будущее понимал народ себя и особо не зарывался. Да и вперед думать приходилось: начальство еще свой спрос чинить будет.

- Я те покажу чалдона, вот промеж глаз как вломлю шашкой, на заднице шкурка лопнет...

- Стой, мужики, стой! - спешил к не в меру ретиво­му и обидчивому милиционеру полковник. - У вас-то сейчас с чего хипиш?

- Да вот прет, понимаешь, кобылью морду, как девка личико подставляет. Целуй ее сам, под хвост только.

- Мне только поцелуев ваших и не хватало, - пол­ковник крупом лошади оттеснил лошадь милиционера.

- Побуянство с чего учинили? Кто закоперщик? Кто отвечать будет? Кто виноват?