Бунт на «Баунти» - [20]

Нам подали запеченную рыбу с бананами, свинину только что из печи и какие-то местные овощи, которых раньше я не пробовал; завершал обед пудинг со сладким кокосовым кремом. Я был крепким парнем с аппетитом мичмана, проведшего много месяцев в море, и хотя прилагал все старания, чтобы поддержать честь Англии и есть за троих, мой хозяин меня посрамил. Долго после того, как я уже был не в силах съесть ни крошки, он лениво поглощал рыбу, свинину, овощи и пудинг в совершенно неописуемых количествах. Наконец он вздохнул и приказал принести воды, чтобы ополоснуть руки.

— Сначала еда, потом сон, — произнес он, поднимаясь.

Под раскидистым деревом на берегу для нас расстелили циновку, и мы по таитянскому обычаю погрузились в послеобеденный сон.

Так начался период моей жизни, от которого у меня остались самые приятные воспоминания. Забота у меня была только одна — мой словарь; я проявлял к нему живейший интерес, и к тому же он занимал меня достаточно, чтобы не скучать. Во время нашего плавания я пролистал словарь английского языка, составленный доктором Джонсоном, и отметил в нем слова, наиболее употребляемые, по моему мнению, в любом языке. Теперь моей задачей было найти и записать их таитянские эквиваленты. Без ложной скромности могу сказать, что я был первым белым, который бегло говорил по-таитянски и сделал первую попытку записать этот язык. Сэр Джозеф Банкс дал мне с собой краткий словарик, составленный им по своим заметкам и записям капитана Кука, но, услышав таитянский язык, я понял, что система орфографии должна быть иной. Поскольку работа моя предназначалась главным образом для моряков, я стремился прежде всего к простоте и придумал алфавит, состоящий из тринадцати букв — пяти гласных и восьми согласных, при помощи которых можно было легко записать все звуки этого языка.

Ити-Ити разговаривал на своем языке; как и подобает вождю, запас слов у него был весьма обширным. Он интересовался моею работой и оказывал большую помощь, хотя длительные умственные усилия утомляли его — как, впрочем, и любого его соотечественника. Я преодолел это затруднение, подружившись с женщинами и разделив работу на две части. У Ити-Ити я узнавал слова, относящиеся к войне, религии, мореплаванию, судостроению, рыболовству и сельскому хозяйству, а у Ины и Маймити — все, что относилось к женским занятиям и развлечениям.

В первый же день моего пребывания в доме вождя я открыл свой сундучок и преподнес хозяевам подарки. Они были приняты с радостью, однако позже я с удовлетворением узнал, что дружбу такого вождя, как Ити-Ити, купить нельзя. Он, равно как и его дочь и племянница, полюбил меня, как мне кажется, от чистого сердца и всячески выказывал свою привязанность.

Каждое воскресенье я брал с собой рукопись и отправлялся на «Баунти» для доклада мистеру Блаю. ' Нужно отдать ему должное: все, за что он ни брался, он выполнял весьма тщательно. К моей работе капитан проявлял большой интерес и всякий раз просматривал список слов, сделанный мною за неделю.

Вскоре после прибытия мистер Блай приказал разбить на берегу просторную палатку, и Нельсон вместе со своим помощником, молодым садовником Брауном, обосновались на берегу; в помощь им капитан отрядил семь матросов. Ежедневно Нельсон совершал длительные прогулки, разыскивая места, где молодые хлебные деревья уже достаточно окрепли для пересадки. Местные вожди приказывали своим подданным дать Нельсону все, что он ни попросит; это был их подарок королю Георгу в обмен на дары, присланные им с «Баунти».

Оставшиеся на корабле матросы, казалось, забыли и о жестокости капитана, и о невзгодах долгого путешествия. Дисциплина стала менее строгой, матросам часто разрешалось сходить на берег, и все они, за исключением Старика Бахуса, обзавелись друзьями — тайно и почти все — туземными подругами. В те времена Таити был настоящим раем для моряков — один из богатейших в мире островов с мягким климатом, изобилующий вкуснейшей пищей и населенный доброжелательными и гостеприимными туземцами. Самый последний матрос мог войти в любой дом с уверенностью, что ему будут рады.

В конце второй недели моего пребывания в доме у вождя меня ждала приятная неожиданность: ко мне в гости на каноэ приплыли трое моих товарищей. В этот день хозяин мой отправился на «Баунти», чтобы отобедать с капитаном Блаем; мы с Маймити, Иной и ее мужем стояли на берегу, когда увидели приближающееся каноэ, а в нем Кристиана, Пековера и, к моему удивлению, Старика Бахуса. Волна подняла маленькое суденышко, туземцы заработали веслами, и каноэ мягко скользнуло на песок.

Первым выпрыгнул врач и заковылял в мою сторону, проваливаясь своею деревяшкой глубоко в песок. На мне была лишь набедренная повязка, плечи уже стали темно-коричневыми от загара.

— Ну, Байэм, — проговорил Бахус, пожимая мне руку, — будь я проклят, если не принял вас за туземца! Я решил, что пора и мне побывать на берегу, а к кому же мне идти, как не к вам, молодой человек! Я и дюжину вина захватил, — добавил он и, повернувшись к канониру, крикнул: — Эй, Пековер, скажи им, чтоб были поосторожнее с корзиной, иначе придется возвращаться на корабль.