Бунт Афродиты. Tunc - [119]

— Ох и не знаю, — сказал Нэш.

— От вас не требуется, чтобы вы знали, — холодно ответил Джулиан. — От вас требуется, чтобы вы существовали, были.

— В том-то вся и загвоздка.

Озеро — тёмное и грязное желе. Лебеди плавали по нему, как белые фонари. Краска на садовых скамьях облупилась. Низкое небо; слой прелой листвы, облепивший шины, затруднял движение. Когда касалось его машины, Нэш был брезглив, как кот: он не терпел, когда что-то налипает на лапы. Он нашёл палку и счищал их, пока Джулиан, стоя перед домом, напряжённо раздумывал.

— Сначала поговорим с ребёнком, — тихо проговорил он. — Аппарат наверняка с подвохом, а он может знать, как с ним обращаться. По крайней мере, можно спросить.

Нэш что-то пробубнил. Он нашёл на гравии у подъезда браслет и сунул его в карман пальто. Слуга молчаливым кивком пригласил их в дом, они прошли длинный коридор и поднялись по винтовой лестнице в комнату, где Джулиан намеревался учинить допрос Марку. Нэш с лёгкой усмешкой на лице тяжело топал сзади, останавливаясь на площадках, чтобы немного отдышаться.

— Я пока зайду навестить Бенедикту, — сказал он и, повернув налево на пересечении площадок, направился к спальням.

Джулиан, этот мастер производить впечатление, выбрал для допроса место, достойное практикующего инквизитора. Это была затянутая плесенью кладовая с единственным не занавешенным окошком, выходившим в парк. Тут, против окна, было поставлено старинное кресло с высокой спинкой, настолько высокой, что, когда Марк нерешительно вошёл в помещение, он увидел лишь белые руки Джулиана, лежавшие на подлокотниках. Сам Джулиан был не виден за спинкой. Даже его голова. Нянька провела Марка по коридорам восточного крыла и втолкнула в дверь по сигналу. Сейчас он стоял, встревоженный и бледный, бледней, чем всегда, от дневного света, падавшего из окошка.

— Что, дядя Джулиан? — сказал он, когда тот произнёс его имя. — Что?

Джулиан выбрал из своего арсенала медленный, гипнотизирующий голос рептилии.

— Марк, — задумчиво шелестели слова, — ты ведь помогал нашему дорогому Феликсу строить Авеля?

— Да.

— Есть ли в нём какая-нибудь ловушка: что-то такое, что могло бы взорваться и ранить кого-нибудь?

Марк тяжело задышал, на его лице появилось неожиданное выражение решимости, опасного упрямства. Человек в кресле с высокой спинкой гнетуще, зловеще молчал, словно желая дать время улечься неуместным чувствам.

— Я вам не скажу. Я обещал, — сказал наконец мальчик.

— Тогда, если кто-то пострадает, вся вина ляжет на тебя?

— Я дал слово.

— Тогда, если кто-то пострадает, вся вина ляжет на тебя?

Марк смотрел, как дым сигары медленной спиралью поднимается в неподвижном воздухе затхлого помещения.

— Я прошу тебя, — неожиданно сказал Джулиан таким резким голосом, что мальчик вздрогнул. — Прошу!

Марк понуро смотрел в пол. Он готов был расплакаться. Джулиан снова заговорил гипнотизирующе и бесстрастно.

— Марк, — произнёс он бесконечно медленно, — знаешь ли ты сказку о принцессе, заточённой в башне?

Марк кивнул и выдохнул в тишину:

— Да.

— Очень хорошо, — сказал Джулиан. — Рад, что ты знаешь. Невесёлая сказка. А теперь, Марк, я спрошу тебя вот о чём. Есть ли безопасный способ обезвредить ловушку?

После долгой внутренней борьбы Марк снова полузадушенно прошептал утвердительное «да».

— Хорошо, — сказал Джулиан, — и ты знаешь, как это сделать, правда?

— Да, дядя Джулиан.

— И поможешь нам, ведь поможешь? Мы не можем позволить себе потерять машину по какой-то нелепой случайности.

— Там есть выключатель, — запинаясь выдавил Марк. — Он мне показал.

Джулиан с облегчением вздохнул.

— Тогда всё в порядке. Ты сделаешь это для нас, так ведь? Понимаешь, профессор Маршан и я хотим взглянуть на машину. Это очень красивое и оригинальное устройство — лучшее, что сделал Феликс. Фирма не может потерять её. Если бы ты сделал это сегодня утром, я мог бы на этой неделе приехать с профессором Маршаном, и мы запустили бы её.

Повисла долгая оглушающая тишина. Марк смотрел на струйку сигарного дыма, виясь, поднимающуюся к грязному потолку.

— Очень хорошо, дядя Джулиан. Я сейчас это сделаю, если хотите.

— Умница, — удовлетворённо сказал Джулиан. — Хороший мальчик.

— Можно идти? — спросил Марк.

— Конечно, можно.

— До свиданья, дядя Джулиан.

— До свиданья, Марк, и большое тебе спасибо.

* * *

Бенедикта ещё не окончательно выздоровела, только ещё начинала вставать. Много двигаться ей не разрешали из опасения, что пульс снова слишком участится. Нэш сидел у её постели, лучась оптимизмом.

— Ты выглядишь намного лучше, — сказал он и достал бланки рецептов и ручку. — Через день-другой ты у нас окончательно поправишься.

Она внимательно смотрела, как он размашисто что-то выписывает. Копна взлохмаченных светлых волос вокруг бледного продолговатого лица. Широкая туника, перехваченная на тонкой талии золотым шнуром: как сказали бы, наряд викторианской поэтессы. На груди, прикреплённые брошью в виде осьминога, тикали крохотные часики-сердечко. Она сидела полуоткинувшись на подушки, погрузившись в глубокую задумчивость, а Нэш мерил ей пульс.

— Мне звонил Маршан, — сказала она рассеянно. — Рассказывал о плёнках Феликса, которые нашли на берегу с его одеждой. Он внимательно все их прослушал. Но последняя остаётся для него загадкой. Он говорит, что там записано что-то, что