Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [67]

— Почему эта заправка не разграблена? Здесь всё говорит о том, что она уже лет двадцать закрыта! — спросил я.

— Эта заправка принадлежит Чеху. Как и почти всё здесь. В восьмидесятых он, молодой и фортовый блатарь, заземлил кассиршу этой заправки с помощью обреза, и вынес кассу. На этой «АЗС» он и погорел — его слила шмара, с которой он кутил, после наскока. Через пару дней, его обручили, и отправили на этап. Я узнал об этом от местной шалавы — Чех часто приезжает сюда, воспоминания тут у него! Перед каждым важным решением он сюда приезжает, вроде как это место ему фарт приносит — хотя когда он выносил кассу вместо фарта схлопотал срок. Поэтому и не трогают это место здешние людишки, а залётные боятся палёного бензина — ржавый знак говорит о том, что заправка древняя, и что хорошего бенза тут отродясь не видали.

— На счёт твоего Стефана — я полагаю, выбора у нас особо нет?

— Нашего, Штефана, — поправил меня Наёмник, — Почему же нет выбора? Можете стоять здесь, и ждать братву. Или раздобыть бензин у попуток — и ехать к месту, и ждать братву там. Чех, скорее всего, наведёт по вам справки, пробьёт номер машины по базе, и узнает про косяк Левинцилова и про Крапа. Воровское радио до сих пор чётко работает. Они объединят силы. Крап знает, куда вы едите. Вас найдут и ушатают по форме. Вместе же мы сможем от них отбиться.

Сзади тихо подошёл Серёга, держась на расстоянии, не отводя ружейного ствола, он слушал наш разговор. Я ещё раз вгляделся, в поросшее щетиной лицо. Нет, этому человеку не могло быть двадцати пяти лет. Его уверенность, манера общения, наколки на руках, морщины, говорили, что ему сорок, а то и больше. Он говорил очень странно: одно время его тон и слова, которые он говорил, характеризовали его как человека, не раз бывавшего за колючкой. Но потом его тон непостижимо менялся, и слова становились сухими, официальным — словно он протокол зачитывал!

— Нужно посоветоваться с друзьями! — сказал я.

— Дело хозяйское! — спокойно согласился он.

— Как тебя звать? — спросил я незнакомца.

— По-разному зовут… — задумался он. — Аскет, Наёмник, или Чёрный! — с доброй улыбкой сказал он.

Я усмехнулся, отметив про себя, что машина и одежда незнакомца чёрного цвета. Он явно не равнодушен ко всему чёрному. Он словно прочитал мои мысли:

— Люблю чёрный цвет… но Чёрным меня окрестили не за пристрастие к цвету — но это тебе уже знать ни к чему! — добрая улыбка не слетала с его лица.

Мимика этого человека не соответствовала смыслу слов, имея свой, зачастую противоположный словам, смысл. Разговор с этим Аскетом был довольно непростым делом, приходилось постоянно напрягаться, чтобы правильно его понять. Зато он сам быстро, не задумываясь, отвечал на любой вопрос. Казалось, что он заранее подготовился к нашему разговору, и на каждый возможный вопрос подготовил и выучил наизусть ответ.

— Пятёрка, давай дневник! — задумчиво произнёс я свою мысль вслух.

— Что? — с каким-то еле уловимым вызовом спросил Чёрный.

— Да нет, ничего — мысли вслух… — ответил я.

Я показал жестом Серёге, чтобы тот опустил ствол. Мы молча пошли в сторону «Нивы».

— Симак! — окрикнул Аскет, — Загляни в кассу — сбей «серьгу» с двери. Может, есть там чего! — многозначительно добавил он.

Со второго удара сбив прикладом ружья новый замок с входной двери, мы осмотрели само помещение кассы. Пол, металлический стол, и тумбочка, — разбухшая от влажности, — были усыпаны слетевшими с потолка крупными хлопьями серой побелки, изъеденной грибком. Выцветший огнетушитель на стене, запах влаги и извести. Скорее всего, Чех стрелял сквозь открытое окно — стёкла все были целы. Зато стенка, противоположная окну, с выцветшей, местами облезшей, масляной краской, была заляпана чёрными, растрескавшимися и полусгнившими от времени, брызгами. Краска на стенах была местами отколота — в бетоне выщерблены ямки от шариков дроби — да, Аскет говорил, что Чех стрелял из ружья или обреза. На месте, где сидел кассир, под ссохшимися гвоздиками — огромное, въевшееся в старый линолеум пятно, давно почерневшей крови, прикрытое мусором и слетевшей с потолка побелкой. По коже прошёл холодок. В помещении, кроме гнетущего чувства, не было ничего. Зачем Чёрный направил нас сюда? Увидел, сквозь пыльное окно кровь на стене? Или его «шмара» рассказала ему об этом месте — и он хотел, чтоб перед принятием решения о сотрудничестве с ним, я подумал о жизни и смерти? Сопоставил важность жизни и неизбежность смерти с тем решением, принятие которого от меня требуется сейчас? Это напомнило мне шпионский фильм, где вербовка нового агента часто проходит на кладбище. Однако, методы убеждения у этого Аскета чем-то напоминают методы Фрица, с его свалкой раскуроченных машин! Что ж, сотрудничать с ним придётся, выбора у нас нет. За ним машина — в нашей уже тесно; оружие, и сам он представляет собой полноценную, даже превосходящую каждого из нас в своём мастерстве, «боевую единицу», столь необходимую нам сейчас. Плюс связи с его «заказчиком», которые тоже могут нам подыграть — если он, конечно, не врёт. А если этот «Аскет» работает на самого Чеха? Но тогда, он давно уже положил бы нас всех. Да и откуда бы ему знать про меня и про Бориса? И про Крапа он знать тоже не мог!