Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [63]

Вскрикнув от радости, я почувствовал, как дёрнулась машина, «хлебнув» воздуха из бака, как раз в то время, когда «Нива» поравнялась со спасительным знаком. Дорога прямая, ни горка, ни спуск — значит дела плохи, и на последние пятьсот метров бензина скорее всего не хватит. Я посильнее разогнал машину, включил нейтральную скорость, и заглушил двигатель: по ровной дороге с нашим весом можно долго ехать накатом. Проехав метров триста, я включил зажигание, и передачей запустил двигатель. И вновь разогнавшись, я выключил зажигание. Через полкилометра у дороги стоял ещё знак: символ бензоколонки, и направление — на право. Сразу за этим знаком, от трассы, по которой мы катили, уводил поворот. Солнечный свет освещал ставший белым из-за солидного возраста, асфальт; из его многочисленных трещин торчала большими пучками желтоватая трава. Судя по этой дороге, здесь давненько ни кто не ездил, а значит… бензина тут давно нет! Выбора не было, в любом случае бак уже пуст, а свернув, мы хотя бы спрячем машину от глаз проезжающих мимо водителей. Здание заправки находилось метрах в ста от трассы, на небольшой поляне, застланной таким же проросшим травою крупнозернистым асфальтом. Увидев эту заправку, настроение моё сразу упало — казалось, что мы попали в заброшенный людьми мир. Моё воображение нарисовало передо мною картину гибели мира. Эта заправка не видела людей добрых полсотни лет. Стёкла здания, в котором располагалась касса, были целы: позеленевшая по краям оконных рам пыль, осевшая на некогда прозрачные стёкла, вызывала гнетущее чувство запущенности. Сами колонки, шланги, алюминиевые пистолеты — всё было целым и нетронутым. Но всё это было поблёкшим, потускневшим, выцветшим и покрытым хорошим слоем пыли и ржавчины.

Подъехав к пожелтевшей колонке, с когда-то синей, выцветшей надписью «А-76» «60 коп.», я остановил машину, с уже заглохшим двигателем. На соседних колонках было выведено: «А-66», «А-72», «АИ-93», «ДТ», «ТС»[36].

Машина с заглушенным двигателем тихо подкатывалась к одной из колонок, лишь шелест резины о многочисленные белые камушки, усеявшие асфальт, выдавал звук нашего присутствия. Все продолжали спать: «Пусть спят, пока есть такая возможность! — думал я. — Всё равно они скоро проснуться, когда кузов машины нагреется безжалостными солнечными лучами!» Выйдя из машины, я обошёл заправочную колонку, внимательно рассматривая её со всех сторон. Запах выпарившегося бензина, соляры и гудрона вместе с тёплым ветром щекотал ноздри. Снял покрытый серым слоем окиси пистолет, резиновый шланг которого был испещрен причудливой сеткой глубоких трещин. Шланг одеревенел, видно было, что до меня его много лет никто не трогал — он оторвался, мёртвой змеёй упал мне под ноги, рассыпавшись на небольшие фрагменты. Некоторое время я молча стоял, сжимая в руке потускневший заправочный пистолет с остатками сгнившего обломка закостеневшего шланга. Затем повесив приспособление для залива топлива на место, я отошёл на полшага от колонки, внимательно разглядывая раритетную вещь: сквозь пыльное стекло на меня удручённо смотрела выцветшая запылённая стрелка прибора, указывающего когда-то на количество залитых в бак литров. Стеклянный индикатор цвета топлива, торчавший с боку колонки, над потрескавшимся резиновым шлангом, был пуст. Когда-то глядя на этот индикатор, человек видел, какого цвета та жидкость, которую он заливает в свой бак. Наверное, этот индикатор когда-то считался новшеством, очень необходимым и полезным. Как ложечка в булочной, привязанная верёвочкой к стеллажам с хлебом для того, чтоб каждый мог потрогать ею лежащие перед покупателем батоны. Возможно, эта ложечка существовала лишь для того, чтобы показать высокое доверие продавца к покупателю — ведь верёвок изначально на ложечках не было. «Странно, — думал я, рассматривая сооружение, — Даже заливные пистолеты целы, хотя сделаны из цветного металла. Всё это похоже на какие-то заброшенные декорации!» Я подошёл к машине, и устало сел на своё сидение; стараясь не шуметь, тихо прикрыл дверцу.

— Бежим! — резко, в ухо мне, крикнул Борис.

Я дёрнулся, и рука сама легла на рычаг замка двери. Все спавшие проснулись. Нащупав пистолет, я снял, на случай, его с предохранителя.

— Ты чего орёшь! — злобно процедил сквозь зубы Серёга, растирая заспанное лицо.

Девушки испуганно оглядывались, видимо они приняли прошедшую ночь, со всеми произошедшими событиями, за страшный сон, и теперь, проснувшись, не понимали где они и с кем.

— Страсть какая приснилась! — оправдывался напуганный Борис. — Будто мы в поле, костёр у палатки палим, сидим, разговариваем о чём-то, водочку пьём. И тут из-под земли вылез полусгнивший зомбак, в старой немецкой форме! Позвякивая ржавыми медальками, он полз к нам. Он что-то хрипел, — похоже на немецком, — а из его рта сыпалась чёрная земля вперемешку с белыми червями!

— Если будешь столько пить, то белочка придёт к тебе! — пообещал ему я.

— Да белка уже вовсю шурует в его скворечнике! — посмеялся Сергей. — Она просто не сказала «привет», когда пришла!

— Да пошёл ты, если бы ты увидел этого «Ганса», то ты вообще бы обосрался от страха! — ответил Серёге Левинц, который с интересом оглядывал окружившие нас декорации. — …У меня в носу до сих пор вонь стоит! — по инерции продолжил он, хотя на его лице отпечатывалось нарастающее изумление.