Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [179]

— Решили уже, Симак, не гони волну, я останусь! — твёрдо сказал он.

— Идите, я догоню! — тихо сказал Симак Егерю. — Вот только попрощаюсь с другом!

Егерь с Курсантом и Дмитрием уже перешагнули за порог двери, ведущей в следующую потерну, и медленно зашагали в сторону казармы. Лучик фонарика замигал удаляясь, а в помещении бетонного тамбура стало совсем темно.

— Иди Симак, я давно умер, ещё тогда, когда сдыбался с Фрицем! Я пленных казнил, Симак, я — мразь!

Несмотря на полную темноту, Симак почувствовал, что по щекам товарища текут слёзы.

— Восемь человек я своими руками убил, камрад, они у меня каждую ночь перед глазами! Если б они с оружием были, а я их так, безоружных, не виноватых не в чём людей! Их к стене ставили, а я в расстрельной команде… каждому стрелку своя цель… промахнёшься — обвинят в потакании и симпатии к преступнику, и самого к стене поставят! Этот Фриц, он же в натуре Фриц, он не человек! А одного, — старичка дряхлого, — он лично меня заставил заерзать, ножом, как свинью, перед всеми… Я помню, как тот смотрел на меня, я помню его взгляд. Я помню горячую кровь, которая фонтанами брызгала мне на руки, его последний хрип… Я должен был прирезать эту мразь — Фрица, — а не беззащитного старика, которого в Город привёз кто-то из вояк. Но я испугался. Но теперь я не испугаюсь! Иди, настал мой час платить по счетам! Восемь человек убил — восемь и спасу! Иди!

Симак развернулся, подошёл к двери, за которой скрылась только что три человека, постоял около неё в нерешительности, затем резко закрыл скрипучую дверь.

— Симак, ты что делаешь! — было слышно, как грохочут о бетонный пол тяжёлые башмаки Егеря, то и дело попадая подошвами в лужи.

Но Симак успел закрыть дверь, подперев механизм задвижки доской.

— Ну и что? На хрена обоим то помирать! — Серёга бросил свой пулемёт.

— Так надо, а теперь садись за оружие, упри ствол в щель между дверью — чтоб при стрельбе его не вело, и жди. Я подстрахую!

Беркут на секунду остановился, затем подумав немного, сделал так, как говорил Симак. В дверь за их спинами стучали тяжёлые кулачища Егеря, гул ударов разносился по всей подземке.

— Как думаешь, каземат прогорел уже? — спросил Серёга.

— Думаю да. С минуты на минуту должны подойти. Вот только мы их не заметим. Но да ладно, у «машиненгевера» и «Калаша» есть преимущество перед «РПГ» — пока ракета до нас долетит, мы успеем выпустить по небольшой очереди, и грохнем самого стрелка! Потерну завалит, и наши смогут продержаться, а там, как Бог даст…

— А если получится, шальная пуля попадёт по летящей гранате, и тогда каюк и стрелку и его поддержке! — воодушевился Беркут. — Спасибо, что остался. Одному оно как-то не так…

— В любом же месте веселее вместе! — подбодрил товарища Симак, хотя заряд напускной бодрости уже подходил к концу.

Они припали к прицелам, хотя видно ничего и не было. В дверь за их спинами перестали барабанить — Егерь посчитал, что пора уже сваливать. Вдалеке раздался тихий, еле слышный всплеск. Затем ещё один. И тут коридор озарился неожиданно вспыхнувшим светом ламп на стенах. В долю секунды время вновь остановилось. Беркут ещё успел подумать, что это с ним? Что это за способность в критические моменты замедлять время? Или так быстро у него работает мозг, что всё окружающее кажется застывшим? «Надо будет в следующий раз посмотреть на часы, а лучше на случай таскать с собой секундомер» — мелькнула дурацкая, несвоевременная, мысль. Вновь прозрачный вязкий кисель наполнил воздух. Он видел расширенные глаза врага, в которых застыло удивление — но страха в них не было. Это были глаза человека, пытавшегося вскинуть «РПГ» для выстрела; позади него стояли двое бойцов, со стеклянными глазами мертвецов — в них не было ни света, ни тепла, ни жизни. Даже азарта, ненависти или злости в них не было, это были глаза роботов, кукол — и лишь излучаемый ими холод говорил о скорой гибели их обладателей. Почему всё должно случиться именно так — Серёга не знал, он лишь чувствовал это. Между тем эти двое уже наводили стволы своих автоматов в их с Симаком сторону. Беркут первым нажал на курок своего пулемёта. Серёга слышал, как лязгает механизм спуска, в своей механической последовательности, как ударник пробил капсюль, как вспыхнул порох в гильзе, и короткий выстрел растянулся в предгрозовой, затяжной, гром. Пулемёт изверг из своего нутра первую пулю, недовольно толкнув Серёгу прикладом в плечо. Он видел, как небольшая пулька летит в сторону врага, он видел, как вторая выпущенная им пуля попала прямо в голову так и не успевшему вскинуть гранатомёт солдату. Он видел, как серая с чёрными примесями жижа, вылетела с обратной стороны головы гранатомётчика. Это месиво залепило лица стоящих позади него стрелков-автоматчиков. В этот миг над его ухом хлопнул первый сделанный Симаком выстрел. В следующую секунду время вновь обрело скорость, которая теперь казалась не реально быстрой. Его пулемёт вовсю строчил, извергая из ствола смертоносный поток металла, чёрного дыма, и чёрные микроскопические капли раскалённого оружейного масла. Пули, покрытые тонкой медью, имели внутри стальной, заострённый под резким углом, стержень. Они вонзались в мягкую плоть солдат, иногда они попадали в кевларовые пластины, на бронежилетах; но смявшийся от удара свинец извергал стальную иглу из своего нутра, и острый стальной шип прошивал насквозь прочные пластины. Беркут не знал, что патроны в круглом барабанном магазине, были бронебойными. Через несколько секунд трое солдат ничком лежали в грязной воде. В ушах ещё стоял шум выстрелов, из стволов ещё струился уже сизый, какой-то мирный, дымок. Опухший нос Сергея прожгло изнутри едким пороховым смрадом.