Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [101]

— Рискнём? — прищурившись, спросил он и, не дожидаясь ответа, закрыв глаза, залпом выпил.

Поставив опустевшую пробку на пол, не открывая глаз, он поднёс к носу рукав своего кителя, и смачно вдохнул воздух через нос. Затем резко открыл глаза:

— Пойдёт! — одобрил он. — Будешь?

— Можно. Чтоб воспаления лёгких не получить после нашего сегодняшнего купания в ледяной канализации! — меня передёрнуло при этом воспоминании, во рту снова появился сладковато-земляной привкус.

Наёмник наполнил крышку, и протянул её мне. На вид в ней помещалось грамм сто. Я принял емкость, и мгновенно её осушил. Жидкость огнём прошла по пищеводу, смыв неприятную сладость. Я вернул пустую крышку Чёрному. В такие моменты, должно быть, люди и начинают курить.

— Так что там с нашим Штефаном? — вдруг вспомнил он, усевшись на скрипучую кровать, напротив печи.

Взяв одно из поленьев, он начал им что-то поправлять в полыхающей печи, от которой в помещении стало уже значительно теплее. Или от спирта так сразу потеплело? Я сел на кровать напротив, ощутив пятой точкой, сквозь плотный материал своих штанов, жёсткость кроватных пружин.

— У нас был уговор, помнишь? Немца мы похоронили, настало время для твоей истории! — медленно, отделяя слова друг от друга, произнёс Аскет, глядя в огонь, и не переставая подправлять и без его участия во всю полыхающие дрова.

— Я его видел, вчера вечером, и разговаривал с ним, в тамбуре под первым казематом; — сказал я, ожидая насмешки со стороны Аскета.

Но он даже и глазом не моргнул, а лишь подкинул в прогревшуюся печь охапку дров. Будто бы я рассказал ему о своей встрече с нашим общим знакомым, «дядей Петей», увиденным мною у ночного магазина с обыденной бутылкой водки в руках. Красный, прыгающий отсвет огня не выдавал на лице Наёмника никаких эмоций.

— Что он говорил? — как не в чём небывало спросил Аскет.

— Да ничего особого. Рассказал про жену с сыном, сказал что скучно, поговорить не с кем.

— А ты?

— Я сказал, что мне пора. Я ещё в него «Калаш» упёр, и палец на курке держал. Он просил не стрелять — боялся, что кто-то услышит. Вообще он вежливый, хорошо говорил по русский, но с небольшим акцентом.

— Я видел отметки в его досье — он «специалист широкого профиля». Такие свободно могут разговаривать на нескольких языках. Звание — штурмбанфюрер, а форма без отличительных знаков. Есть инфа, что он член «Аненербе» — общество, которое занималось поиском артефактов, которые могли бы подтвердить уникальность и значимость арийской расы. Но это общество так же не брезговало мистическими опытами, оккультными экспериментами и прочими «тёмными делишками». Он отвечал за безопасность научной части работы, которую должны были проводить где-то здесь. Так же он должен был, в случае возникновения угрозы сооружению, добраться до войск — по дороге, если нужно — завладеть трофейной, гражданской одеждой. В войсках он должен был предъявить своё удостоверение, потом показать этот лист, который назывался «Breit Blatt» — Наёмник постучал по карману, в который он убрал свёрнутый в целлофан приказ, — дальше по обстоятельствам. В крайнем случае, он должен был передать карту, с указанием места положения сооружения старшему офицеру, вместе с письменным описанием угрозы. В этом был его долг перед Рейхом и лично перед фюрером.

— Так что это за сооружение? Я не понимаю, какая научная работа должна была тут происходить?

— Это мы и должны выяснить! Он тебя ни о чём не спрашивал? — резко перевёл тему Аскет.

— Ты так говоришь, как будто… — я пытался подыскать наиболее правильное сравнение.

— Как будто что? Как будто тоже видел, подобное? — предложил он.

— Да, именно!

— Я часто вижу… — сказал Аскет, глядя в полыхающее пламя.

Отражение огня яркими огоньками мерцало в его ничего не выражающих глазах, и это мерцание придавало потусторонний оттенок его словам.

— …Когда остаюсь один. Иногда — во сне, иногда — наяву. Я часто видел их там, в Сибири, когда жил один в своей избушке, окружённой со всех сторон непроходимой тайгой и минным полем.

Он помолчал с полминуты, не решаясь нарушить его молчания, я слушал потрескивание дров в печи, пока Наёмник, наконец, не продолжил:

— Часто ко мне приходят убитые мной люди, иногда — убитые врагом боевые товарищи, иногда — просто погибшие знакомые мне люди. Перед каждым из них я в долгу, и они просят, чтоб я возвращал долги. Они настаивают на этом! Часто они спасают меня — говорят, кто враг, и где засада, опасность. Советуют, чего стоит делать, чего не стоит. Иногда они выглядят очень… — он задумался, опустив голову, будто подыскиваемое им слово может быть написано на жести, которая была прибита к полу вокруг печи, — …Страшно! — наконец он вспомнил слово, видимо позабытое этим суровым человеком. — Иногда — как обычные люди, почти ничем не отличаясь внешне.

— Как ты живёшь с этим?

— Я привык, мне даже скучно, когда их нет!

— Почему они приходят?

— В основном потому, что хотят, чтоб ты их похоронил — и поставил крест над могилой, а ещё лучше — чтоб священник службу отслужил. Некоторые приходят и просят, чтоб я доделал их дело, недоделанное ими при жизни — эти дела словно якорь земной ненависти, который прикреплен толстой цепью к душе, застрявший в этом мире. Враги просят, чтоб я застрелился, угрожают, что не дадут мне при жизни покоя. Для них — я тот самый якорь, который не отпускает их души! Они проходят там, где слаба грань между миром мёртвых и миром живых — и в некоторых местах, где было совершено зло, они могут пройти в наш мир. Обычно там, где была смерть. Так же в местах, в которых совершались мистические обряды — такие места в нашем мире существуют с древности. Думаю, в мире будет очень жарко, когда подобные места будут везде. Как я понял, для того, чтобы открылись ворота в мир иной, нужно либо сильное желание того, кто по ту сторону — чтобы он смог пройти сквозь грань, разделяющую миры; либо какая-то комбинация природных явлений: типа дождь с молнией — тогда эти невидимые ворота открываются сами. Опять же, произойти это может только в том месте, где грань миров тонка. В таких местах так же, время бывает аморфно, так же как и случается, что некоторые люди, попавшие в такие места, открываю в себе необычные для человека возможности. Пришедшие из того мира духи бывают добрыми, а бывают злыми, очень злыми. Они питаются страхом: чем больше ты боишься — тем они сильнее, они могут даже убить тебя! Но если ты не боишься — то они просто говорят, просят. Я редко выполняю просьбы, а если и выполняю — только об упокоении. Доделывать чужие дела я не берусь! Не веришь? — вновь читая мои мысли, спросил он. — Не верь, время всё расставит на свои места. Но Штефана ты больше не увидишь — его тело предано земле, и душа к телу больше непривязана! — он задумался, затем в упор посмотрев мне в глаза, спросил: