Бумажный дворец - [92]
В небе над нами пролетает сапсан. Мы смотрим, как он взлетает к облакам, поворачивается и несется вниз головой к земле, углядев добычу.
Джонас встает.
– Мне пора домой. Мама просила помочь ей посадить бархатцы. От комаров в этом году житья нет. Заходите потом выпить. Мы сегодня вечером дома.
– С удовольствием.
Он быстро целует меня в щеку и уходит. Я смотрю ему вслед, пока он не поворачивает за угол, скрываясь из виду. Так легче.
Когда я возвращаюсь, мама сидит на своем обычном месте на диване на веранде. Питер на кухне делает кофе.
– Доброе утро, красотка! – кричит он мне. – Как первая летняя пробежка?
– Божественно. Я чувствую, что наконец могу дышать.
– Кофе скоро будет готов. Ты добежала до океана?
– Да. Как раз начался отлив. – Я подхожу к нему и протягиваю раскрытую ладонь. – Никогда не видела такого крошечного мечехвоста. Он идеален.
– Как водичка? – спрашивает мама.
– Я не купалась, я была в одежде для бега.
– Могла бы искупать голой, – говорит мама. В ее голосе осуждение.
– Могла бы, – соглашаюсь я. Начинается. – Я встретила Джонаса. Он приглашает зайти к ним выпить.
– Отлично, – кивает Питер.
– Ты заметила? Вернулись гусеницы шелкопрядов, – говорит мама.
– Я ничего такого не видела по дороге на пляж.
– Они еще туда доберутся. Они как саранча. Половина деревьев между нами и Памелой объедена. А этот ужасный стук, с которым их какашки падают на землю. Вчера утром мне пришлось обмотать голову мексиканской шалью и бежать.
– Какашки гусениц? – спрашивает Питер.
– Они похожи на бежевые кофейные зерна, – говорю я.
– Со мной такое однажды было, – вспоминает мама. – Оказалось, у меня язва.
– Элла, твоя мама опять разговаривает на незнакомом языке, – жалуется Питер.
– Твой муж – нахал, – заявляет мама. – В любом случае, если когда-нибудь увидишь в унитазе что-то похожее на кофейные зерна, то будешь знать.
– Гадость какая, – морщусь я.
– И тем не менее.
– Кофе, Уоллес? – спрашивает Питер, выходя с кухни с горячим кофейником.
Обожаю своего мужа.
На параде в честь Дня независимости мы слышим о том, что погиб ребенок. Пятилетняя девочка была заживо погребена сегодня утром на пляже, когда на нее обрушилась дюна. Ее мама в этот момент занималась йогой на отмели. Когда она обернулась проверить дочь, то увидела только ее розовое ведерко, и поначалу ей показалось, что оно парит в десяти сантиметрах над землей.
– Никогда не избавлюсь от этой картины в голове. Как маленькая ручка торчит из песка.
Я смотрю парад, стоя рядом с Джонасом и его матерью под сенью высоченного клена. Джина, Мэдди и Финн смешались с толпой, надеясь пробиться в первый ряд.
– А я всегда говорила, что нельзя разрешать детям лазать по дюнам, – заявляет мама Джонаса самодовольным тоном. – Видите?
Джонас смотрит на меня потрясенным взглядом и заливается хохотом.
– Это очень нетактично с твоей стороны, – отчитывает его мать и поворачивается к нам спиной. – Как тебе не стыдно.
Я пытаюсь сохранить серьезное выражение лица. Но у меня не получается. Мне как будто снова четырнадцать, и я стою в гостиной Джонаса, когда она критикует меня за то, что мне когда-то нравился недвусмысленно расистский сериал «Маленький домик в прериях». Или читает Анне нотации на пляже о том, какое зло – носить бикини. «Ты позволяешь мужчинам относиться к тебе, как к объекту». Анна стащила вверх от купальника и потрясла грудью, как стриптизерша, после чего пошла к воде топлес. Как-то раз мать Джонаса совершила большую ошибку и стала отчитывать мою маму за то, что та принесла пакет древесного угля в брикетах. «Уголь, Уоллес? Тогда как в Конго почти не осталось деревьев. Могла бы тогда уж отправиться в Вирунгу, чтобы собственноручно отстреливать горных горилл».
«Я бы так и сделала, но билеты уж больно дорогие», – ответила мама.
И вытряхнула в костер весь пакет, отчего пламя взвилось вверх столбом. «Как тебе не стыдно», – выплюнула мать Джонаса. Мы с Джонасом стояли там, разинув рты, и с восторгом наблюдали за сражением наших матерей, а потом побежали по пляжу, смеясь и крича друг другу: «Как тебе не стыдно!»
Джонас ухмыляется мне. «Как тебе не стыдно», – произносит он одними губами.
«Это тебе как не стыдно», – произношу я губами в ответ.
Мимо проезжает телега с девочками-подростками в костюмах лобстеров. За ними марширует группа местных школьников, фальшиво играющая «Eye of the Tiger»[16]. К нам подходят Джина с Мэдди и Финном. Все трое машут американскими флажками на деревянных палочках. На Мэдди бусы из конфет.
– Что смешного? – Джина продевает руку сквозь руку Джонаса.
– Смотри! – Финн машет мне флагом. – Джина купила нам флажки.
– Не стоило, – говорю я Джине. – Пустая трата денег.
– Это для ветеранов, – отвечает Джина тоном, ясно дающим понять, что я ее обидела.
– Конечно, – быстро поправляюсь я. – Очень щедро с твоей стороны.
– Они стоили три доллара.
– Я только имела в виду: смотри, как они счастливы благодаря тебе.
Мэдди и Финн сбежали с холма и теперь воодушевленно машут флажками четырем закаленным непогодой старикам в коричневом «Олдсмобиле», держащим баннер Ротари-клуба.
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.
В искромётной и увлекательной форме автор рассказывает своему читателю историю того, как он стал военным. Упорная дорога к поступлению в училище. Нелёгкие, но по своему, запоминающиеся годы обучение в ТВОКУ. Экзамены, ставшие отдельной вехой в жизни автора. Служба в ГСВГ уже полноценным офицером. На каждой странице очередной рассказ из жизни Искандара, очередное повествование о солдатской смекалке, жизнеутверждающем настрое и офицерских подвигах, которые военные, как известно, способны совершать даже в мирное время в тылу, ибо иначе нельзя.
Этот рассказ можно считать эпилогом романа «Эвакуатор», законченного ровно десять лет назад. По его героям автор продолжает ностальгировать и ничего не может с этим поделать.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Портрет трех поколений женщин, написанный на фоне стремительно меняющейся истории и географии. От Кубы до Майами, с девятнадцатого века и до наших дней они несут бремя памяти, огонь гнева и пепел разочарований. Мария Изабель, Джанетт, Ана, Кармен, Глория — пять женщин, которые рассказывают свои истории, не оглядываясь на тех, кто хочет заставить их замолчать. Пять женщин, чьи голоса с оглушительной силой обрушиваются на жизнь, которой они отказываются подчиняться.Внимание! Содержит ненормативную лексику!