Бумажный дворец - [102]

По дороге разносится запах костра и гамбургеров.

– М-м-м, – мычу я, догоняя детей. – Умираю от голода.

– Неудивительно, после такого долгого купания, – откликается мама.

– Я хочу три гамбургера, – вмешивается Финн. – Можно мне три гамбургера, мам?

– Это вопрос не к маме, – говорит Джек. – А к Диксону.

– А хот-доги будут? – спрашивает Финн.

– Мне нужен джин с тоником, – заявляет Питер. – Я пристрелю Диксона, если все, что у него есть, это то альмаденское пойло.

– Он использует их в качестве ламп, – уточняет мама. Питер смотрит на нее непонимающим взглядом. – Наполняешь их песком, – поясняет она.

– Песком?

– Ты явно пропустил семидесятые.

– Элла, у твоей матери явно началось старческое помешательство.

Она хлопает его шляпой.

– Учитывая, сколько мы тогда пили, нужно же их было для чего-то использовать.

– Уоллес, если тебе нехорошо, я с радостью провожу тебя домой.

– Твой муж невыносим, – смеется она. – Пора подумывать о разводе.

На лицах Финна и Мэдди написан ужас.

– Мам!

– Боже, я пошутила. Это была всего лишь шутка, – говорит она им. – Я обожаю вашего отца, и вы это прекрасно знаете.

– Ваша бабушка всегда славилась остроумием, – замечает Питер.

Я беру Финна за руку и сажусь на корточки рядом с ним.

– Ваша бабушка просто ляпнула ерунду, вы же знаете, она иногда болтает не подумав. Мы с папой очень любим друг друга. И всегда будем любить.

На лужайке человек пятнадцать, обычное бэквудское общество: они болтают, едят фермерский сыр на крекерах, пьют из пластиковых стаканчиков. На круглом столе для пикников устроен бар, горят свечи от комаров.

– Ну что? – произносит Питер. – Идем тусоваться?

Жена Диксона Андреа – первая, кого я замечаю. Даже сейчас, спустя столько лет, при виде ее я вспоминаю, как Диксон вышел в гостиную голым, когда мы играли в «Монополию». Диксон с Андреа снова сошлись три года назад, после того как случайно встретились на аукционе редких книг. Они оба пытались заполучить подписанное первое издание «Чайки по имени Джонатан Ливингстон». Диксон сказал, что сначала даже не узнал Андреа, так она изменилась. Ее курчавая копна рыжих волос превратилась в аккуратный седой пучок. Она сменила африканские серьги на элегантные жемчужные, а пуговицу в виде голубя Питера Макса – на розовую ленточку. Ее сын занимается инвестициями. Он живет в Колорадо и вкладывает деньги только в чистую энергетику, говорит она, как будто в таком случае это экологически приемлемо. Она до сих пор верит в мир во всем мире. Сейчас Андреа погружена в разговор с Мартой Куррье, вечно растрепанной бывшей джазовой певицей из Нового Орлеана, которая живет в модернистском доме с видом на пляж и никогда не выходит на люди без тюрбана на голове. Марта курит тонкие сигареты через длинный мундштук из слоновой кости. Андреа машет рукой, отгоняя дым, каждый раз, как Марта выдыхает, но Марта не обращает внимания и как будто даже старается выдыхать Андреа прямо в лицо. Мне она всегда нравилась.

Когда мы приближаемся к собравшимся, мама пригибается у меня за спиной.

– Прикрой меня, – шипит она. – Пока мы благополучно не пройдем мимо Андреа. А то еще загонит меня в угол и станет спрашивать, как дела, этим ее «заинтересованным» тоном, а потом ждать откровенного ответа. Как будто люди хотят по-настоящему разговаривать на коктейльной вечеринке.

Я смеюсь.

– Полностью с тобой согласна. Это редко случается. Скажи несколько вежливых слов и иди дальше.

– Как он выдерживает с ней больше десяти минут, просто выше моего понимания. Эта женщина скучна, как коробка соли.

– Загадка, – пожимаю плечами я, направляя ее.

– Ну, он утверждает, что она просто бомба в постели. Наверное, это значит, что она хорошо делает минет.

– Мам, фу, это мерзко.

– Согласна. Очень неприятная мысль. У нее такой маленький рот.

– Я имею в виду, то, что ты говоришь, мерзко, – смеюсь я.

– Не будь такой ханжой.

– Не хочу обсуждать сексуальную жизнь Диксона. Ему же почти восемьдесят.

Диксон машет через лужайку. Мама машет в ответ.

– Он все еще очень привлекательный мужчина. Мог бы заполучить любую женщину, какую пожелает.

– Любую старше шестидесяти пяти.

– Не будь так уверена. Он всегда был очень сексуальным.

– И сейчас, спасибо тебе, я не могу перестать представлять Андреа с пенисом во рту.

– По крайней мере, это значит, что она молчит. Не будешь душкой и не принесешь мне водки? Со льдом, без тоника. – Она садится в садовое кресло. – И захвати арахис, если увидишь. О, слава богу! – восклицает она, замечая приближающуюся Памелу. Та одета в длинное лавандовое платье-размахайку, на шее у нее бусы из крупного янтаря. – Памела, присаживайся, – мама хлопает по пустому креслу рядом с ней. – Спаси меня от этих людей.

Памела смеется над ней своим славным добродушным смехом. По какой-то причине, которую мне не дано понять, она думает, что моя мама замечательная. Но с другой стороны, Памела всегда видит лучшее в людях. Даже в Конраде.

Тем летом, когда Конрад переехал к нам, Памела взяла нас с Анной в город поесть жареных моллюсков.

– Ну что? – начала она, когда мы устроились за столиком. – Я хочу услышать все новости. Лео хорошо себя ведет? Он тот еще негодник. Но что за очаровательный мужчина. Ваша мама, как всегда, в своем духе.