Бумажный домик - [25]

Вот я — дочь и жена табачников, а хотите верьте, хотите нет, никогда не курила. Муж умер в сороковом, мне было тогда двадцать девять. Осталась одна. То есть, конечно, с детьми, их у меня двое, я трудилась вместе с ними, помогала им готовиться к экзаменам и все твердила себе: бедняжка, ты готовишь себе одинокую старость. Теперь судите сами, разве я была не права: дочь в Париже, сын в Лионе, а я в Безансоне. И что же (задорный взгляд), — я начала курить.

Все одна да одна. В моем возрасте замуж я уже не выйду: мужчины, к ним надо приноравливаться, куда уж мне, у меня в мои пятьдесят семь свой норов. Я стала работать на почте. Письма, они те же мысли, они живые.

Она так мило взмахивает руками, словно письма — птичья стая, порхающая вокруг ее головы. Говорит она неплохо, эта дама. А что читает? Смотрю: «Мемуары» кардинала де Реца.

— Ваш малыш возвращается из санатория? Надеюсь, он поправился. Ну конечно, иначе бы его не отпустили.

Малыши

У Долорес есть Хуанито, она его обожает, но он страшно действует ей на нервы. Она отсылает его к родителям, потом забирает, снова отсылает. У Кончиты — Маноло, которого она держит впроголодь, на воде и сухом печенье; он заболевает, его помещают в больницу, он возвращается, снова болеет и снова оказывается в больнице. У Аниты — трехмесячная Сара, она отсылает ее в Испанию с малознакомой испанкой, та соглашается присматривать за девочкой, соблазнившись обещанным вознаграждением. Хуанито — бойкий мальчик, Маноло — умненький и ласковый, Сара — прелестная крошка. Все трое красивы. Загубленное детство. Принято во всем обвинять матерей. Однако Долорес, когда приехала в Париж, была доверчива и неопытна, любовник, с которым она прожила пять лет, бросил ее с грудным младенцем на руках.

— С тех пор, — говорит она с горечью, — мой живот на замке.

Кончита, которая не умеет ни читать, ни считать, гордо заявляет:

— В моей семье никто читать не умеет. — И не хочет расстаться с Маноло, которого морит голодом.

Анита отдала все свои сбережения метрдотелю из Нейи (для прислуги, живущей в V округе, пусть даже она недурна собой, это что-то вроде сказочного принца), и он, «игрок», спустил все до сантима. Их истории словно сошли со страниц комиксов. И они не отчаиваются, возможно, надеясь, что похожим будет и финал. Любовник Долорес, раскаявшись, попросит ее руки и осыплет золотом с головы до ног. Кончита получит наследство и оденет в шелка своего Маноло (которого, боюсь, все равно будет кормить в лучшем случае сухим печеньем). Анита, обливаясь слезами радости, вернет себе свою Сару, потому что найдет для нее богатого и могущественного отца, сведя его с ума на танцах своей мини-юбкой.

Мечтают они по канонам комиксов. Все трое видят себя образцовыми матерями и в то же время богатыми, любимыми, увешанными драгоценностями, в роскошных машинах, с виллами на Лазурном Берегу. Их мечты о счастливом материнстве так же несбыточны, как и мечты о роскоши. Бегая по танцулькам, Ло забывает отослать деньги для Хуанито, Кончита оставляет одного трехлетнего Маноло, а у него чуть ли не чахотка, Анита вообще забывает, что у нее есть Сара.

Они считают себя жертвами. Ло винит общество, которое не дало ей получить образование и стать продавщицей или секретаршей. Анита, брошенная своим метрдотелем, пустившим на ветер ее деньги, винит во всем любовь. Только неграмотная Кончита, грязнуля, невежда, воровка, обманщица, обрекающая красивого и умного мальчика на столь же нелепую судьбу, не чувствует себя жертвой. Пожалуй, ее-то мне больше всех и жаль. Конечно, на все на это можно сказать, что Ло работает всего три часа в день, встает поздно и все свое время проводит в барах и на террасах кафе; я вижу, как она сидит там в небрежной позе, когда возвращаюсь из библиотеки. Да и то немногое, что она делает в доме, она делает из рук вон плохо. Все, о чем я ее ни попрошу, благополучно забывает, кормит нас консервами, а этой весной я не меньше одиннадцати раз напоминала ей, чтобы она позвала стекольщика вставить разбитое стекло. Она просит меня устроить ее к кому-нибудь убирать квартиру, я договариваюсь, она не является или ссорится со своей временной хозяйкой, которая разговаривала с ней, мол, не тем тоном или «дала ей почувствовать», что она всего лишь прислуга. Правда и то, что в работе ей не хватает аккуратности, упорства, терпения. Все это правда. Как и то, что Кончита определенно нечиста на руку, нечистоплотна, врунья. И что Анита, которая водит дружбу с одними лишь сутенерами, платными танцорами, бывшими барменами и презирает трудолюбивого испанского рабочего, от которого разит луком, вряд ли может рассчитывать, что встретит в этом обществе мужчину, наделенного всеми достоинствами, который облагодетельствует ее вместе с дочкой.

Все это чистая правда. А потом одно слово, один жест — и грош цена всей этой правде. Анита скрывала свою беременность от хозяйки: когда нанималась на работу, она уже была в положении, и хозяйка могла запросто выкинуть ее на улицу.

— Она бы выставила меня за дверь, это ее право, — говорила Анита тем же тоном, что и тетушкина Мари-Луиза.