Бульвар - [94]
Мое желание получать наслаждение от запаха гнойной кучи, в которой вечные работники-червяки делают свое великое дело. А еще — видеть разных тараканов, крыс, вшей, зараженных чумой, холерой, черной оспой, сибирской язвой. Когда смотришь на всю эту мерзость, в душе вспыхивает цена самого простого понятия— жизни, про значимость которой, в ненужной суете наших дней, мы совсем забыли. И если этот полугнилой мир они испепеляли своим смертельным огнем, — то после с каким желанием, какой чистотой жизнь возрождалась вновь, приходя к своему воскрешению.
Господи, прости и помилуй!
Я несу на своих ногах не только свои кости и мясо, но весь мир: грустный, радостный, умный, глупый, красивый, безобразный, загадочный, примитивный, ибо все это и есть я. В этом мире подлость всегда бесконечно плодоносная, и до скупости не щедрая доброта. И все потому, что первая воспитывалась средствами обмана и ненависти, прикрывая их маской пристойности, а вторая, чаще всего, красивыми словами и пустыми обещаниями.
Всякий раз присоединяясь сердцем к правде, мы рискуем разорвать его на кусочки. И, как результат, с холодным опасением и, возможно, с точным расчетом относимся к таким понятиям, как доверие, откровенность, дружба, любовь.
Господи, спаси и сохрани!
Не обмани своим милостивым знаком воскрешения...
Свободно раскинувшись на диване, мы лежали, не касаясь друг друга. Еще не остыв от недавней близости, мы лежали молча, выравнивая дыхание — от прерывистого и быстрого до спокойного и глубокого.
Из-под прикрытых век Света смотрела в потолок, я — на Свету. И не было ничего другого, чего бы я желал больше, чем вот так молчать и смотреть.
Не поворачиваясь в мою сторону, Света сказала:
— Ты рассматриваешь меня, словно видишь впервые.
— Откуда ты знаешь, что я смотрю на тебя? — много удивленно спросил я.
— Чувствую, — ответила Света и, теперь уже глядя мне в глаза, тихо шепнула:
— Ты рад, что я пришла?
— Нет.
— Что нет? — Света даже голову приподнялась от такого неожиданного ответа. — Ты не хотел...
Я остановил ее:
— Твой вопрос неправильный.
— Не поняла...
— Если я скажу, что рад — значит, ничего скажу.
Несколько мгновений Света молчала, потом осторожно, немного кокетливо уточнила:
— А какой вопрос был бы правильный?
Я ответил сразу:
— Правильно было бы спросить: ты любишь меня?
Света села. Удивление, насмешка, недоверие и еще много других чувств сменилось на ее лице. Наконец, с улыбкой сказала:
— Ты предлагаешь мне стать твоей штатной, — последнее слово Света произнесла подчеркнуто выразительно, — любовницей? Так я и без того твоя. И не собираюсь пока оставлять тебя. И, как видишь, мне ничего от тебя не нужно, кроме тебя.
— Я предлагаю тебе стать моей женой.
Улыбка на Светином лице немного сошла:
— И ты возьмешь меня такую?..
— Возьму. И не «такую». А тебя.
— А ты хорошо подумал? Может, это только порыв, эмоции?
— С порывами и эмоциями я распрощался лет пятнадцать назад. Сейчас я все хорошо взвешиваю.
— Тот, кто хорошо взвешивает, всегда имеет своей целью корысть, выгоду. Не понимаю, какая корысть и выгода от меня? Никакого большого наследства у меня нет. У меня даже родителей нет— одна на свете.
Я немного смутился от Светиного замечания и попробовал исправить ситуацию:
— Прости, я, наверное, не совсем точно выразился. Я имел в виду, что теперь свои чувства проверяю временем.
— Ты уверен, что твои чувства ко мне ты проверил?
— Уверен. Клянусь.
— А вот клятв не нужно. Это самое ненадежное, что есть на свете.
— Так как мне тебя переубедить?
— Никак.
— Не понял.
— И переубеждения не имеют сущности.
— Что же тогда сущность?
— Только то, что здесь,— и Света дотронулась до моей груди. — То, что чувствуешь и знаешь один ты и никто другой.
— А если я хочу про то, что знаю и чувствую один я, рассказать человеку, которому это тоже необходимо знать?
— Ты рискуешь.
— Чем?
— Тем, что делаешься совсем беззащитным, как младенец. И тебя могут жестко покарать цинизмом, равнодушием, насмешкой, хамством и даже физически.
— Так как же высказать то, что люди тысячелетиями называют любовью?
— Отношением и поведением.
— А не опускаемся ли мы тем самым до животных?
— Животные сердцем не страдают. Пришло время, они совокупились для продления своего вида — и... забыли. А человек — помнит. А когда помнит и уважает эту память — то не нужно клятв и обещаний!
— А как же слово? Люди придумали его не только для того, чтобы сказать «дай» или «не дам», «сколько стоит?» или «хочу есть»: они еще превратили его в поэзию, прекрасную прозу, переложили на музыку, наконец, — сделали молитвой.
— Только не нужно забывать, что любая высшая технология требует большой науки пользования ею. Неумение — беда. Так вот слово — высшая технология, даже наивысшая. И можно сказать, самая опасная.
— И ты предлагаешь молчать?
— Я предлагаю любить друг друга, — Света нежно поцеловала меня в губы. Обняла, шепнула на ухо: — Я все поняла. А пока молчи, молчи... И спасибо тебе, спасибо...
— За что?
— Молчи!
Мы опять любили друг друга.
Потом лежали тихо, отвернувшись в разные стороны. Через некоторое время я наклонился к Свете и спросил:
Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.
МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.
«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.