Бульвар - [42]

— Ну, все! — наконец воскликнула она. — Расстегни молнию, — и повернулась ко мне спиной. Желто-синее платье легко соскользнуло по телу на пол, оставив Валерку в одном белье, цвета кофе с молоком.

Через некоторое время Валерка с удовлетворени­ем призналась:

— И правда, дышать стало намного легче.

— А ты боялась, глупенькая! — шутливо заме­тил я.

Говорили про мой отдых на природе, на свежем воздухе. Валерка с завистью вздыхала. Сочувствова­ли тем, кто проводит все лето в городе, в этом пекле. Ей с семьей тоже придется все лето провести в го­роде: что сделаешь? У Иванова работа, не бросишь. Да и у Валерии по работе много дел (она преподава­ла театральное искусство). Пустая бутылка легла в ведро для мусора, и новая, из холодильника, освежи­ла нас. Легкая прохлада приятно хмелила и дурма­нила голову. От выпитого лицо Валерки опять пок­рылось капельками пота.

— Пойду, обмоюсь немного, — поднялась она. — А то градусы на градусы дают очень сильный теп­ловой эффект.

Двери в ванную не были закрыты, и я слышал, как шумит вода и под ней довольно фыркает Ва­лерка. В комнату она вернулась вся в водяных каплях — наверное, не вытерлась после душа, и бусинки грудей ярко проступали через тонкий бюстгальтер, а на плавках вырисовывался темный треугольник.

Легкое волнение колыхнуло меня, но я смог с собой совладать. Валерка снова села на диван.

— И я пойду обмоюсь, — сказал я, чувствуя, что тоже взмок: то ли от вина, то ли от Валеркиного вида.

Через несколько минут, свежий и бодрый, я сидел возле нее на диване. Маленькими глотками потягивали вино, все тот же разговор ни о чем. Зазвонил телефон.

— Алло, — рванул я трубку.

Попросили какую-то Ирину Петровну. С нескрываемым разочарованием я ответил, что такая здесь не живет, ошиблись номером.

— Ждешь кого-то? — поинтересовалась Валерка.

— С чего ты взяла?

— Очень уж импульсивно отреагировал на звонок, — заметила Валерка.

— Это моя индивидуальность, — неестественно ответил я.

— Если мы мешаем, то можем уйти.

— Если бы мешали, я бы сказал тебе это еще по телефону. Так что расслабься и отдыхай.

Я заметил, что Валерка не без интереса бросила на меня короткий острый взгляд. Но больше ни о чем не спросила. Мы с наслаждением продолжали потягивать приятное, с чудесным тонким запахом полыни, вино. Мне очень нравились два вида этого напитка: «Вермут» и «Херес». Сейчас мы пили сухой «Херес». Острый, с легкой горчинкой, вкус, чудес­ный аромат, которому я никак не мог найти сравне­ния. Я даже иногда брал рюмочку перед выходом на сцену. Работалось тогда легче, радостнее. И на серд­це хорошо и свободно. Мне показалось, что от Валерки пахнет полынью. Вся комната наполнилась этим ароматом. Как наркоман, я глубоко вдыхал его, и хмелел больше, чем от вина.

На мгновение я закрыл глаза, и мне вспомнилось детство: я, еще совсем маленький, заблудился в огромных зарослях полыни. Полынь намного выше меня, и, как бесконечный лес, окружает со всех сторон. Голова кружилась от ее запаха. И я без оглядки, без опасений, пошел в самую глубь зарослей. Я был околдован тем, что ощутил: необычный хмельный воздух, от которого я опьянел и поплыл к облакам, к небесной синеве, а оттуда — к высоким горам, к волнообразным океанам, к желтым пескам пустыни, которых я никогда до этого не видел, но они пред­ставлялись мне как давно знакомые, уже изведан­ные. Сколько это длилось, не знаю — мне казалось, одно мгновение, — как неожиданно наступил вечер. Я проснулся. Побежал в одну сторону — непроходи­мая гуща, в другую — то же самое. Вправо, влево — везде глухая стена зарослей. А под ногами увидел белые черепа и кости. Чем дальше шел, тем больше их становилось и казалось, они начинают оживать: черепа стучать зубами, а кости складываться в ске­леты. Вокруг стало еще темнее.

Я заплакал, закричал немым голосом. Мама ус­лышала меня, прибежала, спасла. «Там живые чере­па, кости!» — плакал я на ее руках. «Нет сынок, они не живые. Это кости и черепа животных. Люди туда их выбрасывают. Надо закапывать, а они выбрасы­вают». Я, помню, еще долго после этого плакал.

И вот сейчас этот запах полыни — сильный, хмельной, почти как тогда в детстве, дурманил мое сознание.

У Валерки ноздри расширились, вздрагивают. Пот по всему телу. Темные круги от пота на плав­ках и бюстгальтере. Черные кудри прилипли к вис­кам. От жары и духоты было трудно дышать, и Валерка, как ворона, приоткрыла рот и часто дыи На лице чуть заметная полуулыбка.

Канал клипов, на котором я остановил свой выбор, крутил их один за одним. И хоть к поп-музыке отношусь безразлично, на другой не переключал.

Валерка поднялась и подошла к малышу. Наклонилась над ним, краешком простыни вытерла пот со лба. Она стояла ко мне спиной, и ее сильные бедра как два космических астероида, гипнотизировали меня до безмолвия, до глухоты. Валерка наклонилась над сыном еще ниже и как бы непроизвольно шире расставила ноги. Плавки натянулись, и ее бедра-астероиды стали несоразмерно космического объема.

Я тяжело дышал. Я был весь мокрый. Пот тек у меня даже по ушам. Запах полыни хмелил меня, как в детстве. Я потянулся, чтобы подняться, но вдруг зазвонил телефон. Заметил, как у Валерки вздрогнули плечи. Я сел на место. Телефон звонил.