Булочник и Весна - [55]

Шрифт
Интервал

– А ведь у меня всё то же! Вроде бы всё иначе, а на самом деле – один к одному. Лампочка без абажура! Ну как вам растолковать? Неужели не понимаете?

Должно быть, я посмотрел на неё тупо. Она махнула рукой и, собрав посуду, дёрнула Мишу, влипшего в игрушку на моём телефоне.

– Ну мы пойдём! Поправляйтесь!

«Что значит без абажура? – негодовал я сам с собой, смекнув наконец смысл Ирининой метафоры. – У вас с Николаем Андреичем – семья, и не будьте вы дураками. Это у меня теперь – сплошной Переславль».

К Новому году Старая Весна опустела. На праздники, в целях пожарной безопасности, Колина жена Зина забрала супруга в Москву. Он погоревал и поехал. Собрался и я. Новогодними планами моей семьи распоряжался другой человек, но, по крайней мере, никто не мог мне запретить навестить родителей.

– А мне не к кому ехать! – жаловалась Ирина. – Разве что к тёте Наде в Горенки, к Ольке с Илюшкой – это двоюродные мои… Но представляете, что соседи подумают, если мы с Мишей приедем одни? Скажут – муж её бросил. Да и куда я животных дену?

А тридцать первого утром, когда я уже складывал сумку, чтобы ехать к моим, Ирина позвонила и спросила, не помогу ли я ей передвинуть комод.

«Вот это новость! Зачем, скажите, под Новый год человеку двигать комоды?» – подумал я про себя и всё же через пару минут явился.

Мы освободили от мебели летнюю прошитую студёными сквозняками террасу. Перетащили в тузинскую мастерскую расслоившийся от сырости стол, сдвинули к стенке комод, вынесли стулья.

– Ирин, а для чего это вам? – спросил я, оглядывая двадцать метров дощатого пола. – Лошадь хотите Мише подарить на Новый год?

Ирина взглянула с упрёком:

– Костя, ну что вы такое говорите! Разве это конюшня? Это же зала! Бальная зала!

– У вас будет бал? – спросил я без малейшей издёвки, наоборот, старательно соображая, кто станет Ириниными гостями. Деревенские собаки и кошки, синицы, голуби? Может, кое-какие цветочные эльфы повыберутся из зимних грядок?

– У меня есть музыка. Вальсы Штрауса, потом Чайковский. Включу и буду танцевать! – сказала Ирина, раздвигая на окнах льняные шторы. – Или вы что, предлагаете мне реветь в подушку?

Я посмотрел на открывшуюся в окнах пустыню снега – над ней «вертолётиком», ясеневым семечком летела сорока – и спросил, не хотят ли они с Мишей поехать со мной встречать Новый год к родителям? Веселья не обещаю, но всё же лучше, чем одной на холме.

Ирина качнула головой.

– Да нет, спасибо. Я надеюсь – вдруг Николай Андреич вернётся. Знаете, сюрпризом! Он это раньше любил.

В благодарность за услугу, а может, и по искреннему желанию, Ирина пошла меня проводить. Болтая, мы вышли из калитки и дружно замолкли, уставившись на другой конец улицы: у поворота, рядом с моим участком, припарковалась чужая машина.

Не успели мы с Ириной задуматься, кто бы это мог быть, из водительской дверцы вышел и зашагал нам навстречу парень. В руках он нёс нечто, напоминающее саквояж или небольшой сундук – за упаковкой было не разобрать.

– А не подскажете, где дом одиннадцать? – спросил он, поравнявшись с нами.

– Ой! А одиннадцатый – это к нам! – растерялась Ирина. – А это что, посылка? Пойдёмте на крыльцо!

Когда курьер, забрав бумагу с подписью, ушёл, Ирина распахнула передо мной дверь:

– Ну! Тащите в дом! Или думаете, там бомба?

Я взял предмет, оказавшийся не то чтобы тяжёлым, но увесистым, и отнёс в гостиную, на диван. Ирина, скинув тулупчик, взялась обдирать полиэтилен.

– Ножницы дайте! Там на кухне, в корзинке с нитками! – нетерпеливо проговорила она.

Через несколько секунд под лоскутами упаковки нашим взглядам открылся превосходно отполированный ореховый ларец.

– Вот видите! Я же говорила – сюрпризы его страсть! – с волнением выдохнула Ирина. – Правда, раз подарок прислал, наверно, сам не приедет? – И её лицо затуманилось, но только на миг. Ей предстояла великолепная задача: откинуть крышку и узнать наконец, что внутри.

Прикрыв на мгновение глаза, потрепетав ресницами, она выдохнула: «С Богом!» – и осторожно прикоснулась к ларцу. Щёлкнул замочек, беззвучно откинулась крышка – и наши взгляды уткнулись в белый лист. На нём чёрным фломастером было написано: «Ирина, рисуйте обязательно! Вспоминайте, творите, не унывайте!» Подпись отсутствовала, но резкий почерк я знал отлично.

– Костя, что это? – в смятении проговорила Ирина.

Под запиской в сундучке обнаружилось не менее десятка завёрнутых в мягкую ткань лакированных «болванок» разного размера и формы, кисти, тюбики с красками и клеем, лаки и порошки. Всё, чтобы Ирина могла немедленно заняться давно заброшенным делом.

Оробевшими пальцами Ирина взялась перебирать сокровища.

– Смотрите – перламутровые подкладки! А вот сусальное золото! – восклицала она. – Господи! Даже мех! Это для полировки. Кто же это всё мне собрал? – и она взглянула на меня с растерянностью и любопытством, желая и боясь нащупать догадку.

– Это вам поклон за гостеприимство. От одной хитрой сволочи. Знал, что вы мне покажете и я почерк узнаю, – сказал я.

– Да что вы, правда? Не может быть! – розовея, проговорила Ирина и вдруг счастливо рассмеялась. – Ух ты! Вот так чудо! Вот подумала бы разве!


Еще от автора Ольга Анатольевна Покровская
Рад, почти счастлив…

«Рад, почти счастлив…» – книга для тех, кто, устав от духоты мегаполиса с его бетонными дорогами и карьерными лестницами, тоскует по искренности и красоте.Роман посвящён нашим современникам, не принявшим потребительскую систему ценностей и оставшимся на стороне человечности и добра.Главный герой – Иван, одарённый душевной чуткостью молодой человек, – отстаивает свою независимость от шаблона. Без споров и борьбы, самой своей жизнью, он стремится сохранить право не участвовать в Суете. Его призвание – сочувственная симпатия к людям, животным, природе, мелочам жизни.


Полцарства

Ольга Анатольевна Покровская – писатель, чьи книги поддерживают в трудную минуту и восполняют нехватку добра, которую мы все порой ощущаем. «Полцарства» – новый роман, продолжающий ряд искренних, по-весеннему светлых книг – «Булочник и Весна», «Рад, почти счастлив…», «Ангел в зелёном хитоне». Ольга Покровская пишет о настоящей дружбе, любви и милосердии и делает это всегда по-новому, с юмором и чутким пониманием человеческой души.Роман «Полцарства» – глубоко человечный, но одновременно дерзкий и накалённый – поднимает «вечные вопросы» бытия, которые каждый решает по-своему.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.