Булгаковиада - [2]
Музыку к спектаклю «Мольер» писал Олег Каравайчук, человек странный и возвышенный, ловящий новые звуки прямо из космоса…
Р. часто встречался с ним на комаровских дорожках. Олег всегда спешил, узкоплечий и стремительный, то ли на электричку, то ли в будущее узнаваемой прыгающей походкой. Без парика и берета никто нигде и никогда его не видел.
Как-то чуть ли не год обсуждалось представление о Моцарте и Сальери. Моцарта, конечно, должен был играть сам Каравайчук, и они вдвоем, артист Р. и композитор К., часами бродили по анфиладе Дома Кочневой, где прижился Пушкинский центр, сочиняя воображаемый спектакль. Вечный мальчик, пришелец и импровизатор пробовал звучание всех роялей…
Партитура Булгакова на редкость точна. «Клавесин играет нежно».
А если нет клавесина?
Тогда между струнами и молоточками поношенного пианино «Красный Октябрь», за которым у выхода на сцену ждет сигнала концертмейстер Тамара Ивановна Ломова, опускаем свежую газету и получаем клавесинный эффект…
«Орган зазвучал… Орган умолк… Орган в высоте… Спели детские голоса… Орган загудел…» Да, здесь нужна запись…
О записи по дружбе рассказывал Р. завмуз БДТ Семен Розенцвейг.
Нот и партитур не было. Когда собрались оркестранты-разовики, Каравайчук потребовал принести в студию велосипедные камеры, но они были скоро забракованы, и пришлось доставать презервативы. Их раздули до размеров человеческого роста и включили в состав оркестра. Возможно, в рассказе Розенцвейга было художественное преувеличение, но именно удары по презервативам создавали необходимый таинственный гул. Каравайчук задавал импровизационные задачи, пел на фоне оркестра своим высоким голосом, и его сольные причитания возвышали душу.
Музыка к спектаклю была прекрасна и неповторима.
Так же, как декорация Кочергина.
Каково же было удивление звукооператора Рюрика Кружнова, ведущего спектакль согласно партитуре, когда ту же музыку и, кажется, ту же запись он чутким ухом уловил в новом фильме Киры Муратовой…
Рюрик обиделся и сказал об этом Сереже Юрскому.
Но Юрский уже и сам видел муратовскую картину и, удивившись прагматизму нашего небожителя, успел обидеться сам…
В папочке под номером 63 артист Р. открыл для себя три письма Михаила Афанасьевича Булгакова в БДТ и, конечно, ахнул…
Прочтя и перечтя письма и лежащие здесь же документы, Р. вернулся домой и стал листать одну за другой накопившиеся у него книги Булгакова. Они и восстановили полузабытую историю взаимоотношений писателя и любимого театра, отразившуюся в письмах Михаила Афанасьевича его другу и летописцу Павлу Сергеевичу Попову…
Но была ли когда-нибудь опубликована переписка Булгакова с театром?..
Что происходило в начале 30-х годов в ответственных кабинетах и за кулисами на Фонтанке, 65?..
Как складывался этот печальный и увлекательный сюжет во всех его исторических и почти недоступных подробностях?..
Вот какие вопросы волновали артиста Р., несмотря на то что в спектакле «Мольер» он занят не был…– Олег, ты знал, что у «Мольера» в БДТ была давняя предыстория? – спросил артист Р. артиста Б., то есть Басилашвили, который в день этого разговора по странному стечению обстоятельств озвучивал себя в роли булгаковского Воланда , завершая работу в фильме «Мастер и Маргарита».
– Нет, тогда мы об этом понятия не имели… Я узнал гораздо позже, когда появились дневники Елены Сергеевны, воспоминания Ермолинского…
– Письма Булгакова Попову…
– Да, письма Попову…
– А как ты думаешь, Сережа знал? – Р. имел в виду Юрского.
– Нет, думаю, тогда и он не знал, – уверенно сказал Басилашвили…
– Ты уже в порядке?.. Хвори прошли?..
– Да, да, вполне!..
О судьбе булгаковских писем стоило спросить у знатоков, тех, кто всерьез и в соответствии с правилами науки занимался литературным наследием Михаила Афанасьевича.
У Смелянского?..
Но Анатолий Смелянский более всего ориентирован на МХАТ…
У Мариэтты Чудаковой?..
Да, конечно, она у нас по праву первый булгаковед: и биограф, и знаток творчества, и публикатор…
Р. позвонил в Москву и сказал Мариэтте Омаровне, что, кажется, нашел три письма Булгакова и хочет уточнить степень их известности. Чудакова стала нервно выяснять датировку писем, рукописны ли они, кому адресованы и пришлет ли Р. эти тексты ей сразу же, то есть до публикации, потому что ей обычно доверяют, но если Р. такой человек, что никому не доверяет, тогда она его поймет, но все равно удивится…
Ответив на вопросы, Р. спросил, известна ли переписка Булгакова с Большим драматическим, и Мариэтта Омаровна сказала:
– Нужно посмотреть, Володя, может быть, письма и не опубликованы. Но у меня идут две срочные статьи в Интернете… Я все проверю и перезвоню вам дня через два…
– Да, конечно, – сказал Р. – Не беспокойтесь, Мариэтта, мне не к спеху.
Чудакова перезвонила через пять минут и стала зачитывать Р. тексты булгаковских писем.
– «27 октября 1931 года, Москва… Уважаемый Евгений Иванович! Первое. Сообщаю БДТ, что “Мольер” получил литеру “Б”…» Это?..
– Да, – сказал Р., слегка приуныв, но тут же утешил себя тем, что если бы Чудакова не знала о письмах в БДТ, это было бы противоестественно.
Мариэтта Омаровна сообщила, что вместе со всем булгаковским архивом Елена Сергеевна Булгакова подарила машинописные копии всех, в том числе и наших писем Пушкинскому дому. И снабдила своим комментарием…
Творческая биография Владимира Рецептера много лет была связана с БДТ и его создателем Г.А. Товстоноговым. Эта книга — о театре, об актерах, имена которых (И. Смоктуновский, О. Борисов, С. Юрский, О. Басилашвили, П. Луспекаев) вызывают и благоговение, и живейший интерес: какие они, кумиры? Что происходит в закулисье? Успехи и провалы, амбиции и подозрения, страсти и интриги — все как в жизни, но только более емко и выпукло, ведь это — ТЕАТР.
Владимир Рецептер - необычайно разносторонняя личность: актер, чья творческая биография долго была связана с БДТ и его великим создателем Г.А.Товстоноговым, режиссер, поэт, литературовед-пушкинист. И автор интересной художественной прозы о театре, где герои (всем известные, действующие и под своими собственными, и под вымышленными именами) живут, не различая, где `кончается искусство`, а где начинается `почва и судьба`. Театр дает неисчерпаемый материал для писателя: страсти и интриги, амбиции и неудачи, дружба и предательство, любовь и ненависть, зависть к таланту и искреннее благоговение перед ним..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жизнь игра, а люди актеры — затасканная фраза. Но ведь актеры — люди, они живут, встречаются, умирают, ссорятся. Про всё это повестьВладимир Эммануилович Рецептер долгое время играл в Большом Драматическом Театре, в тот самый момент, когда им руководил Георгий Товстоногов, а его правой рукой была Дина Шварц. Но время течет и Рецептер ушел, а уйдя стал писать воспоминания, как хорошо ему было в театре.В повести 3 части — 3 истории:1 часть — повествует про актерскую семью Алексеевых, об их жизни и их закате, в доме для ветеранов сцены на Петровском, 13, о том, как супруги путешествовали по городам и весям.2 часть «Хроника юбилейного спектакля».
«…Попадание в одну палату двух бывших Гамлетов, двух бывших артистов БДТ, двух пациентов со слуховыми аппаратами в ушах иначе как «странным сближением», вслед за Пушкиным, не назовешь. Но именно эти обстоятельства отметили новоявленные соседи, ощутив друг к другу неподдельный взаимный интерес. «Два Гамлета, два гренадера…» – мелькнуло в голове артиста Р. на знакомый мотив, и он подумал, что среди многолюдной актерской братии те, кому выпало сыграть роль принца Датского, составляют некое сообщество, что-то вроде ордена, все члены которого связаны тайной ревностью и высокой порукой.
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Вот роман, единодушно препрославленный и превознесенный всеми нашими журналами, как будто бы это было величайшее художественное произведение, вторая «Илиада», второй «Фауст», нечто равное драмам Шекспира и романам Вальтера Скотта и Купера… С жадностию взялись мы за него и через великую силу успели добраться до отрадного слова «конец»…».
«…Всем, и читающим «Репертуар» и не читающим его, известно уже из одной программы этого странного, не литературного издания, что в нем печатаются только водвили, игранные на театрах обеих наших столиц, но ни особо и ни в каком повременном издании не напечатанные. Обязанные читать все, что ни печатается, даже «Репертуар русского театра», издаваемый г. Песоцким, мы развернули его, чтобы увидеть, какой новый водвиль написал г. Коровкин или какую новую драму «сочинил» г. Полевой, – и что же? – представьте себе наше изумление…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».