Булавин - [110]

В Кременном городке, на полпути от Паншина к Усть-Медведицкому, вверх по Дону, воеводу встретили местные и другие, съехавшиеся из разных станиц казаки. Принесли повинную. К отписке Хованский приложил роспись городков, им выжженных: Голубые, Паншин, Качалин, Иловлинский, Сиротин, Старый и Новый Григорьевские, Перекопский; всего — восемь городков. У крестного целования были, то есть принесли присягу в верности, 12 городков по Дону, три медведицких, десять хоперских, 14 бузулуцких; всего 39 городков.

Но полного замирения здесь не получалось. Болконский, козловский воевода, пишет в Москву:

— А о злом возмущении и о бунте оных воровских казаков, также и о воинских людех колмыках вести и доныне множатца. Естьли, государь, от воровских козаков и колмыков х Козлову и к Танбову будет приход, и противу их отпору будет дать нечим.

Князь имеет в виду недостаток в Козлове ружей, пороха и свинца. Беспокойное состояние этого края озлобляло воевод и позднее; Долгорукий глубокой осенью еще придет сам в эти места для наведения порядка по своему, карательному способу. Пока же главной заботой командующего стало преследование Голого — самого смелого и решительного из атаманов, оставшихся после гибели Булавина, Драного, Хохлача, бегства с Дона Некрасова, Беспалого, Павлова, Лоскута.

Шел уже сентябрь, а восстание, хотя и сильно ослабленное после июльско-августовских поражений, продолжалось. Голый и его войско, преследуемые карателями, ушли с Айдара и появились на среднем Дону. Здесь, у Донецкого городка, местные казаки во главе с атаманом Викулой Колычевым на бударах переправили их через реку. По приказу Долгорукого черкасские старшины послали против повстанцев Голого свое войско — «судовое и конное» во главе с Герасимом Лукьяновым, а также отправили «по всем рекам» войсковые письма о поимке атамана. Петр Емельянов, оставшийся в Черкасске за войскового атамана, поскольку Зерщиков сопровождал Долгорукого, известил князя:

— Да сего ж сентября в 29-й день писали к нам, Войску, сверх с Дону пятиизбенские, верхние и нижние чирских станиц казаки в письме своем, что Григорьевской станицы вор, и изменник, и богоотступник, и от государя отметник Сенька Селиванов, а прозвищем Ворон, забыв страх божий и к великому государю обещание и крестное целование, прибрав к себе таких же воров и приехал в Нижнюю Чирскую станицу с Ногайской стороны, и возмутил в том городке малыми людьми на злое воровство.

Восстание, поднятое на нижнем Дону, в, казалось бы, уже «замиренных» карателями местах, было подавлено. Казаки двух Чирских и Пятиизбенской станиц «едва тех воров из станицы вон выбили». Этот эпизод показал, что усмирение и здесь, в местах проживания наибольшего числа природных казаков, проходило не без осложнений. Однако Селиванов достиг своего: казаки Нижнечирской, Есауловской и Кобылянской станиц вместе с семьями ушли с ним на Кубань к Некрасову. Очевидно, сам приход сюда Селиванова с Ногайской стороны был предпринят по согласованию с атаманом-раскольником Некрасовым.

Между тем Голый, обосновавшийся у Донецкого городка, провел смелую операцию, закончившуюся победой над царским полком. О событиях, с нею связанных, пишут царю командующий и другие лица. Долгорукий пришел к Новому Айдарскому городку в середине сентября. Поскольку Голый ушел оттуда за четыре дня до него, князь послал за ним погоню — две тысячи в полках фон Делдина и Тевяшова, царедворцев и даточных. Они догнали его в Богучаре, что в 20 верстах от Донецкого городка, вверх по Дону. Уже стемнело (шел третий час ночи), враги стояли в трех верстах друг от друга. Но ночью Голый ушел к Донецкому:

— А он, вор (Голый. — В. Б.), — сетует майор, — переправил за Дон большую половину людей, и обоз, и скот. А из Донецкого атаман Колычев с товарищи учинили ему, вору, великов споможение, дали будары и ево перевезли в городок совсем за Дон. И сами все вышли к нему, вору, в помочь. И как оне (каратели. — В. Б.) догнали вора под Донецким, и вор Колычев вывес пушки, и стали в крепи.

Приняли Голого в Донецком городке не без сомнений и борьбы среди казаков. В ту ночь, когда каратели подошли к лагерю Голого у Богучара, атаман прислал с вестью о том дьячка в Донецкий. В городке зазвучал набат. Атаман и многие казаки, собравшиеся на майдане, стояли на том, что Голого нужно впустить в городок. Другие кричали против. Победили первые, и Колычев сообщил Голому, чтобы тот шел к ним. Атаман привел четырехтысячное войско с пушками, обозом, скотом. С повстанцами прибыли и их семьи.

Фон Делдинн и Тевяшов ни с чем ушли назад — ничего не могли сделать с войском Голого и казаками Донецкого городка. Долгорукий пришел под Острогожск, южнее Коротяка и Воронежа, и здесь в начале октября узнал о разгроме Голым полка Бильса:

— Сего, государь, числа (3 октября, день написания и посылки письма царю. — В. Б.) получил я ведомость, что вор Голой под Донецким полковника Бильса с полком розбил, и ево, полковника, и афицеров посадили в воду, а салдат ево, отобрав у них ружье, держат за караулом.

Полковник Илья Бильс плыл с полутора тысячами солдат на 170 бударах, а на них — 1200 работных людей; он вез из Провиантского приказа хлеб для Азова и «денег тысечь с 8». Несколько человек — тот же Колычев, «провиянт Строев», старец из Донецкого монастыря — писали и говорили Бильсу, чтобы он не плыл к Донецкому и дальше к Азову. Но он не послушал и в конце сентября прибыл к городку. Пристал к берегу. Голый и Колычев пришли к полковнику «с почестью, с хлебом», «и он их за то подчивал». Оба атамана прошлись по бударам, увидели пушки, свинец и прочее. По просьбе донецкого атамана Бильс дал ему бочку пороха в шесть пудов. Полковник попросил у них провожатых и, получив их, поплыл дальше.