Булатов курган - [34]

— Разве нам осилить? — уставилась на него Марья Ниловна. — Там гектаров двести с гаком.

— Ничего, осилите. Как маленько пообсохнет, с Петрухой поговорю. Пусть свою комсомолию организует. С такой оравой за два дня одолеете. — Кондрат поглубже нахлобучил картуз, направился к выходу.

И Марья Ниловна и Варвара, пряча друг от друга взгляд, украдкой провожали его. И думали они о бригадире по-разному.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Афанасий Иванович Ивин отличался пунктуальностью. Ровно в девять утра он открывал магазин. В пять вечера — вешал замок и уходил. Был точен сам, требовал того же и от покупателей. Если приходили позже, то завмаг уже не делал одолжения. К этому за годы его работы привыкли все.

Еще до войны он окончил курсы продавцов. Но работать не пришлось, призвали в армию, потом он ушел на фронт. Под Смоленском его задело осколком. А когда встал на ноги, его послали заведовать сельмагом в Заборье. Тут он и развернулся. Прилавки пополнились новыми товарами. За покупками сюда приходили из других деревень, даже приезжали из города.

Хорошо в магазине Ивин наладил и учет. Когда бы ни снимались остатки, всегда у него сходилось копейка в копейку. Все это и надоумило Горбылева рекомендовать Афанасия Ивановича парторгом.

Хотя Ивин ходил по колхозной земле, ел колхозный хлеб и пил молоко, но какими усилиями все это производится, представлял смутно. Да это его толком и не интересовало. Он жил своею работой, семьей. В свободное время, когда в магазин никто не заходил, Афанасий Иванович доставал из-под прилавка большой фанерный лист, расчерчивал на нем перелески, холмы, реки… По сторонам расставлял шахматные фигуры и устраивал сражения. «Бой» разгорался не на жизнь, а на смерть. «Солдаты» падали под «огнем», тонули в «реках», гибли «на подступах к высоткам». «Командующий фронтами» настолько увлекался, что начинал кричать, размахивал руками.

В таком состоянии и застал его Горбылев.

— Тебе бы в полководцы, а ты ерундой на постном масле торгуешь! Может, в тебе талант гибнет?

— В наше время и завмаг должен быть стратегом! — Ивин улыбнулся не своим словам, а удаче белых фигур, которые только что «овладели крепостью».

— Кто тут за «своих» и за «чужих»? — разглядывая разбросанные по фанере фигуры, спросил Горбылев.

— По-разному! — Ивин собрал шахматы и вместе с фанерой сунул под прилавок. — Баловство все это. С детства укоренилось. Теперь колом не вышибешь. Был я у матери старшим, а меньше меня еще пять лбов. Оставит с ними, а сама в поле. Вот и кукуй целый день. Когда они были ползунками, рассаживал их на песок, насыпал холмики, вырывал овражки, брал дощечки, рисовал на одном конце глаза, рот. Это были наши солдаты. Вот и начиналась у нас война. Каждому хотелось побывать командиром. Передерутся все. Подросли — сами стали «солдатами». Уйдем, бывало, в лес. И пошла пальба шишками. Птиц переполошим, зверей. Шум стоит, беда! — Острые плечи Ивина мелко задрожали. — Так каждый день. Потом лесник нас начал гонять.

— Такой ерундой и мы увлекались, — присаживаясь на табуретку возле прилавка, сказал Горбылев. — Только вместо шишек камни в ход шли. Сходились деревня на деревню. Однажды меня так долбанули, что и до сих пор забыть не могу. Чуть не до мозга рассекли. Вот видишь? — Он наклонил голову, отвел волосы: небольшая плешина вдавливалась в череп.

— Теперь понимаю, почему ты от драки уходишь, — сощурил глаза Ивин. — Научили, значит.

Горбылев вопросительно уставился на него.

— Как это понять?

— Очень просто! Бригадир делает, что хочет, а председатель помалкивает. Черт, мол, с тобой. Только меня не трогай.

— Ничего худого он не делает, — отозвался Горбылев. — А что касается нашего с тобой авторитета, поговорю. Нынче с ним решили проехать по полям.

Ивин резко отодвинул табуретку, заходил вдоль прилавка.

— Ты всегда так. Чуть что — в кусты. Так с одним у нас в батальоне было…

— Не знаю, как у вас там в батальоне, а Земнов со своей стороны прав. Не реши он вопрос с кормами — нас бы с тобой судили. И с авансами он прав. Людям надо платить. Заставить тебя бесплатно вкалывать — по-другому бы запел. А они сколько лет ни гроша не получают! Перед такими людьми надо шапку снимать.

— Ты хочешь, чтобы я поддерживал нарушения твоего Земнова? Нет уж, я буду делать так, как приказывает партия. Честь солдата — не ослушаться.

— Жизнь не армия, Афанасий Иванович. Кондрат думать и поступать волен по-своему. Наше дело — прислушиваться. — Горбылев хитровато улыбнулся. — Учиться у низов. Так делал Ленин.

Ивин улыбнулся одними глазами.

— Уж не Лениным ли себя считаешь? Ты бы мне толком пояснил: что он там о севооборотах печется и почему держитесь за пойму?

Ивин присел снова на табуретку, приготовился слушать.

Горбылев вытащил из кармана карандаш, расчертил лист бумаги и подробно начал рассказывать. Он так увлекся, что, казалось, будто это предложение придумано не Земновым, а им.

— Может, сначала поговорить на партсобрании? Послушать мнение коммунистов? — в заключение спросил Егор Потапович.

— Не лотоши! — остановил его парторг. — Надо посоветоваться с райкомом. Строев, знаешь, как взъелся на нас: кто, мол, дал вам право ставить под сомнение решение партии? Он такой… А если узнает, что мы пошли на поводу у Земнова? — Он резко повернулся к Горбылеву. — Ох, Егор Потапович, так и толкаешь ты меня в самое пекло. Я после этих кормов не хотел больше ввязываться в дела заборской бригады. Да и вообще ни к чему мне это.