Буква на стене - [7]

Сейчас он дрался не с парнем, он дрался с полицейским. Он явно собирался выбить пистолет из рук Мейера и затем избить его на полу до бесчувствия. Но Мейер ударил коленом ему в пах и тут же, с еще зажатым правым запястьем, резко двинул левым кулаком в живот Финча. Это все решило. Пальцы Финча разжались, он попятился, но тут Мейер широко размахнулся высвободившимся пистолетом и нанес страшный удар. Рукоятка треснула о челюсть Финча, и тот повалился спиной на стенку шкафа.

Чудом челюсть осталась цела. Финч стукнулся о стенку, схватился за дверцу и потряс головой. Он замигал глазами и опять потряс головой. Каким-то невероятным усилием воли он смог удержаться и не упасть ничком.

Мейер стоял, глядя на него, ничего не говоря и тяжело дыша. Карелла, вошедший в комнату, стоял в дальнем конце, готовый стрелять в Финча, если тот пошевелит хоть пальцем.

— Твоя фамилия Финч? — спросил Мейер.

— Я с евреями не разговариваю, — ответил Финч.

— Говори со мной, — резко сказал Карелла, — как фамилия?

— Пошли к черту и вы, и ваш приятель — Абрамчик.

Мейер не повысил голоса. Он сделал шаг к Финчу и очень тихо сказал:

— Мистер, через две минуты вы будете калекой, потому что вы сопротивляетесь аресту.

Больше ничего не надо было объяснять, его глаза договорили остальное, а Финч умел читать по глазам.

— Ладно, — кивнул Финч. — Я он и есть.

— Что в шкафу, Финч? — спросил Карелла.

— Одежда.

— Отойди от двери.

— Зачем?

Ни один из полицейских не ответил. Финч глядел на них секунд десять и быстро отошел от двери шкафа. Мейер открыл его. Весь шкаф был забит перевязанными стопками брошюр. Одна пачка была развязана, и брошюрки рассыпались по полу шкафа. Видимо, это была та самая пачка, которую Финч забросил в шкаф, когда услышал стук в дверь. Мейер наклонился и поднял одну брошюру. Скверная бумага, бледная печать, но все было ясно. Брошюрка называлась «Евреи — кровососы».

— Где взял это? — спросил Мейер.

— Я член книжного клуба, — ответил Финч.

— Есть кое-какие статьи закона насчет этого, — сказал Карелла.

— Да ну? Например? — ответил Финч.

— Например. Статья 1340 Уголовного кодекса — определение клеветы.

— А может, поглядим на статью 1342? — спросил Финч. — «Публикация считается оправданной, если заявление, считающееся клеветническим, является истинным и публикуется с добрыми намерениями в справедливых целях».

— Тогда заглянем в статью 514, — сказал Карелла. — «Лицо, дискриминирующее или помогающее или побуждающее кого-либо дискриминировать любого человека по мотивам расы, религии, цвета колеи или национального происхождения…»

— А я никого не пытаюсь побуждать, — сказал, ухмыляясь, Финч.

— Я не юрист, — ответил Карелла, — но мы можем заглянуть в статью 700, дающую определение дискриминации, и в статью 1430, которая относит к уголовному преступлению злонамеренное повреждение мест отправления религиозного культа.

— Чего?! — сказал Финч.

— Ага! — ответил Карелла.

— Да вы про что?

— Да я про ваши художества на стене синагоги.

— Какие художества? Какой синагоги?

— Где были сегодня в восемь вечера, Финч?

— Выходил.

— Куда?

— Я не помню.

— Лучше бы начать вспоминать.

— Чего это? Статья, что ли, есть такая — за потерю памяти?

— Нет, — сказал Карелла. — Но есть статья за убийство.

Глава 5

Четверо полицейских стояли в комнате следственно-розыскного отдела.

Это были детективы Стив Карелла, Мейер Мейер. Коттон Хейз и Берт Клинг. Двое детективов из специализированного отдела по расследованию убийств Южного округа явились на несколько минут, чтобы расписаться в протоколах, после чего спокойно отправились домой спать, прекрасно зная, что расследованием убийства все равно занимаются сотрудники участка, где обнаружен труп. Полицейские стояли полукругом перед Финчем. Это не было сценой кинематографического допроса, и в глаза Финчу не бил ослепительный свет, и ни один полицейский не коснулся его и пальцем. Теперь развелось слишком много ловких адвокатов, готовых ухватиться за любое жареное дельце о запрещенных способах допроса подследственного, если дело доходит до суда.

Детективы просто обступили Финча непринужденным полукругом. Их единственным оружием было совершенное владение методами допроса, полная сработанность друг с другом и чисто математическое превосходство четырех голов против одной.

— В какое время вы ушли из дому? — спросил Хейз.

— Около семи.

— В какое время вернулись? — спросил Клинг.

— В девять, полдесятого. Вроде этого.

— Где были? — спросил Карелла.

— Надо было кое-кого повидать.

— Раввина? — спросил Мейер.

— Нет.

— Кого же?

— Не хочу я никого топить.

— Парень, ты сам уже утоп, — сказал Хейз. — Так где был?

— Нигде.

— Ну что ж, как угодно, — сказал Карелла. — Вы тут много болтали о том, что евреев надо убивать, верно?

— Я никогда ничего такого не говорил.

— Откуда взяли эти брошюры?

— Нашел.

— Вы согласны с тем, что в них написано?

— Да.

— Вы знаете, где находится синагога в вашем районе?

— Да.

— Вы были около нее между семью и девятью?

— Нет.

— Тогда где же вы были?

— Нигде.

— Кто-нибудь видел вас?

— Никто меня не видел.

— Был нигде и никто его не видел, — зло передразнил Хейз. — Это, что ли, хочешь сказать?