Букет роз - [33]

— В тридцать лет один-единственный седой волос — замечательный признак! — сказала добрая служанка. — Вы долго будете жить. По-настоящему ваши волосы начнут седеть лет через двадцать. Тогда можно будет их покрасить…

— А можно мне дать тридцать? — с тревогой допытывалась Елизавета у служанки?

— Что вы! — воскликнула та. — Вам нельзя дать и двадцати!

И, надо сказать, служанка была права — Елизавета выглядела молодо. В миндалевидных глазах светилась юность, лицо свежее, без единой морщинки, фигура изящная. Шапоринский был только на пятнадцать лет старше своей жены, а выглядел шестидесятилетним.

У Елизаветы не было детей. Это ее огорчало и радовало. С детьми ей не было бы скучно. Но она слышала, что роды старят женщину…

Вошла служанка и доложила:

— Госпожа, там спрашивают хозяина. Я сказала, что его дома нет.

— Кто спрашивает? — Елизавета оживилась.

— Высокий, усатый, с виду рабочий.

«Может быть, он?» И Елизавета распорядилась решительно:

— Веди его сюда.

Служанка вышла, а Елизавета торопливо подошла к большому зеркалу, оправила на себе тонкое бежевое платье, надушилась, подкрасила губы и вернулась к двери как раз в тот момент, когда входил Усатый ага.

«Он!» — обрадовалась Елизавета. Направляясь навстречу вошедшему, она сделала знак глазами служанке, и та вышла.

— Добро пожаловать! — пропела она, протягивая красивую руку Усатому аге.

Тот тихонько пожал ее и отпустил. Елизавета сказала с шутливым укором:

— У нас обычай — мужчины целуют руку женщине, если даже она не нравится. — Одарила Усатого агу очаровательной улыбкой и добавила: — Мне было бы приятно, если бы вы исполнили наш обычай…

Усатый ага с минуту стоял в растерянности, не зная, как быть. Он никогда не брал руку чужой женщины, а тут еще целовать должен! А барыня настаивала:

— Уважьте же наш обычай! В нем нет ничего плохого, уверяю вас!

— Как можно… — выговорил наконец Усатый ага. — Как можно, — повторил он, уже оправившись от смущения, — чтобы посторонний мужчина, да еще такой бедняк, как я, осквернил своими губами руку такой очаровательной госпожи…

«О, да он и комплименты говорить может!» — восхитилась Елизавета. А вслух сказала:

— Это пустяки. Я тоже не из особенно богатой семьи. — И снова протянула ему руку. — Пожалуйста, не обижайте меня…

Что было делать Усатому аге? Он подхватил руку за кончики пальцев (на безымянном блестел перстень) и, заранее вытянув полные, красные губы, сочно чмокнул повыше шлифованных ноготков.

Опуская руку, Елизавета сказала:

— От ваших усов мне стало щекотно.

Чтобы переменить этот смущавший его разговор, Усатый ага спросил:

— Скоро ли будет господин Шапоринский?

Елизавета кокетливо склонила набок голову, тихо сказала:

— Шапоринский скоро будет. Садитесь. Он будет рад вашему приходу.

Усатый ага опустился в мягкое кресло, но все еще не мог решить, ждать тут или уйти, и сидел как на иголках.

Небрежным движением руки Елизавета пододвинула другое кресло, села рядом и заговорила в прежнем тоне:

— Вы очень стеснительны. И горды. Поэтому и нравитесь женщинам. Да, да, нравитесь. Мне тоже. Поэтому мы могли бы дружить с вами. Все зависит от вас. Только от вас! Вы думаете, что человек в утробе матери становится богатым? Так бывает не часто. Вот хотя бы мой муж. Он из бедной дворянской семьи и всего, что имеет ныне, добился своим умением, упорством, ловкостью. Будь он ленивым, разве разбогател бы?

— Ведь и я не ленив! — сказал Усатый ага. — Работаю каждый день от темна до темна — то на промысле, то кладу печи кому-нибудь. Почему же я живу бедно?

Елизавета задвигалась в кресле:

— Вам не хватает… Знаете, чего вам не хватает?

Усатый ага с ироническим любопытством уставился на молодую женщину. А ну, дескать, послушаю, чего мне не хватает!

— Вам не хватает политики! — с победным видом договорила Елизавета.

— Политики? — с удивлением переспросил Усатый ага. «Уж не хочет ли она выведать у меня что-нибудь о подпольной организации?» — с тревогой подумал он. Но уже в следующую минуту понял, что эта барынька под словом «политика» подразумевает нечто очень далекое от его прямого значения.

— Да, политики, — решительно подтвердила жена капиталиста. И пояснила: — Я имею в виду ваше неумение устраивать личные дела.

Внутренне усмехаясь, Усатый ага тяжело вздохнул и сказал сокрушенно:

— Видите, госпожа, какой я тупой человек! Из вашего разговора я ничего не понял.

Елизавета шутя погрозила ему пальцем.

— Не прикидывайтесь! Вы умный человек. Муж не раз говорил мне это. Ну что, будем дружить? Вы только слушайтесь Шапоринского на работе и почаще приходите в этот дом. Он, кажется, хотел бы получать от вас какую-то информацию… Под этим предлогом мы с вами часто бы виделись.

Вскипев, Усатый ага чуть не наговорил ей грубостей, но вспомнил наставления Мустафы и сдержался. Помолчав, спросил тихим голосом:

— Вы хотите, чтобы я, как Касум, стал доносчиком?

Елизавета нахмурилась.

— Касума нельзя сравнивать с вами. Касум — некультурный, грубый и низкий человек. А вы…

Постучав в дверь, вошла служанка и доложила — пришел хозяин. И тут же в комнату вошел Шапоринский, приветливо поздоровался.

Елизавета, повернувшись к мужу, сказала с упреком: