Букет кактусов - [17]

Конечно же, Александре не нравилось, что два самых милых ее сердцу человека никак не могут поладить между собой. Но еще больше не нравилось ей, что она никак не могла понять – почему?

Мелешкина не утруждала себя аргументами.

– Не нравится он мне, Сашок! Нутром чую, понимаешь? Разве мало тебе его кобелиной натуры? Попомни мое слово...

С Борькой было еще трудней говорить на эту тему.

– Твоя Мелешкина уверена, что она пуп земли! Думает, что ею должна восхищаться вся Вселенная. Противно смотреть, как она крутит задом перед всеми мужиками!

– Борька, не смей! Она моя подруга! И вообще, Маринка совсем не такая, ты ее не знаешь.

– ...Я бы мог тебе сказать, за что она меня на дух не переносит. Да не стоит: она ж твоя подруга!

– Нет уж, ты говори, говори!

После яростной атаки он сдался.

– Она просто не может мне простить, что я выбрал тебя, а не пристроился в хвост длинной очереди ее хахалей. Сама мысль о том, что можно любить кого-то, кроме нее, ей невыносима!

– Врешь!!! Смотрите-ка, да ты у нас сам – пуп земли! А еще про других рассуждаешь!

Оттолкнув его руку, Саша быстро пошла не оборачиваясь по заснеженной аллее парка, но Борис нагнал ее одним прыжком. Игнорируя сопротивление, обхватил сзади, ткнулся шершавыми губами в ухо.

– Постой, глупенькая... Ну прости, я не хотел с тобой ссориться. Ты же сама начала этот никчемный разговор!

– Борька, как ты можешь! – Александра порывисто повернулась к парню, положила руки на плечи. – Нельзя же так безапелляционно судить о том, чего не знаешь. В отношении Маринки ты не прав, совсем не прав! Говорю ж тебе, ты ее совсем не знаешь. Она меня любит и будет только рада, если у меня все будет хорошо.

– Послушай, Шурик! – Борис мягко зажал голову девушки между своими ладонями. – Я давно знаю, что ты – самый добрый, самый благородный и чистый человечек на свете. Иначе бы я в тебя не влюбился как мальчишка. Но нельзя быть такой наивной, понимаешь? Надо научиться видеть за красивыми словами настоящую человеческую природу, разбираться в ней! Иначе потом, когда останешься с жизнью один на один, можно таких шишек себе набить, в такое дерьмо вляпаться, что...

– Один на один?..

Саша глядела на него широко распахнутыми глазами.

– А я-то думала, Борис Феликсович, что вы и вправду хотите стать моим ангелом-хранителем, защитой и опорой на всю оставшуюся жизнь!

– Ну что ты, конечно... – Он смущенно потянулся к ней, но Саша отстранилась. – Я ж не имел в виду, что мы расстанемся, просто... Разные бывают ситуации. И я не хочу, чтобы когда-нибудь ты плакала из-за своей доверчивости, Шурик.

– Я что-то не пойму – о чем это ты?

– Да вот хотя бы об этой твоей Маринке. Может, в ней я действительно ошибаюсь, дай Бог, как говорится. Только... Извини меня, но ни одна баба на свете не поставит дружбу выше своей бабской натуры. Никогда! Так что если ты, к примеру, когда-нибудь перейдешь своей подружке любовную дорожку... Или еще проще: есть такие, которые считают, что все мужики на свете должны принадлежать им и только им. Ну, словом, ты не надейся, что дружеские чувства к тебе ее остановят. Нет, Шурик!

Александра чутко ловила каждое слово этой небольшой лекции, и в ней закипало смешанное чувство возмущения, ревности и собственной женской неполноценности: уж у нее-то, Саши Александровой, дружба всегда была и останется на первом месте!

– Скажите, какой знаток женской сущности! Интересно, на каких же это семинарских занятиях тебя такому обучали?!

Борька нахально усмехнулся, прижав к себе девушку и увлекая вперед по аллее.

– Не на семинарских, Шурик, а на практических! Кажется, я от тебя не скрывал, что у меня была богатая практика, так? Да если б и попытался, то всегда нашлись бы «доброжелатели» вроде твоей Мелешкиной... Видишь, я перед тобой чист: не таю ни своих действий, ни помыслов!

– Бабник! И помыслы у тебя бабника, матерого такого...

Жемчужников засмеялся тихим гордым смехом, потом вздохнул не без сожаления.

– Был, Шурик. Был! Все в прошлом. А в будущем – только ты. – Он теснее прижался к ней. – Мы с тобой!

– Борька... – Александра спрятала горящее на морозе лицо на плече друга.

7

То самое, о неизбежности которого все время предупреждала Маринка Мелешкина, случилось седьмого апреля – через день после того, как Александре исполнилось восемнадцать.

Еще за месяц до дня рождения она стала ломать голову: как отпраздновать совершеннолетие так, чтобы совместить несовместимое – Маринку с «иностранным легионом» и Борьку Жемчужникова с его «мушкетерами, дамами и оруженосцами». А главное – куда приглашать эту вторую гоп-капеллу? Не к Мелешкиной же! Ломала, ломала, но так ничего и не придумала.

А в понедельник, непосредственно перед событием, к ней на первой же пятиминутке внутри пары примчался Борис.

– Шурик, решено: собираемся у меня, в субботу!

– У тебя?! – Саша подумала, что ослышалась.

– Ну да! Мадам Жемчужникова покидает меня на целую неделю, можешь себе представить? В субботу утренней лошадью отбывает в столицу, ура!

– Какой еще лошадью, Борька, что ты несешь?

– Ну, то есть не на одной лошади, а сразу на нескольких тысячах, уже не помню, сколько их в двигателе самолета. Это я от радости, извини. В общем, вчера «мамочка» мне сообщила, что намерена взять недельку за свой счет и махнуть в Москву. У них там в этом году какой-то юбилей выпуска – она же МГУ закончила. Так вот, сейчас ее московские подружки затевают что-то вроде «оргкомитета», как она выразилась, а я думаю, это будет похоже скорее на генеральную репетицию. Впрочем, мне плевать, что там будет, по мне – так хоть бы она вообще получила московскую прописку! Но, к сожалению, уже взяла обратный билет, так что счастье будет недолгим. Но все равно оно будет! Ты все усекла, Шурик? Возражений нет?