Букет из народных преданий - [13]

члены его, точно корни у дуба,

брови и волосы, вставшие дыбом,

с шерстью сплелись, покрывающей грубо;

а под бровями сумрачно скрытый

взгляд проницательный и ядовитый,

взгляд вредоносней змеиного зуба;

кто человек тот? Какою угрюмой

лоб омрачен его черною думой?

Кто существо это в чаще пустынной?

Лучше не спрашивай! Взглядом окинув

рядом лежащие белые кости,

их ты спроси, что травой зарастают;

воронов, густо слетевшихся в гости,

лучше спроси ты угрюмую стаю:

те больше видели — больше и знают!

Вот ото сна великан пробудился,

яростный взгляд обратил на тропинку,

и в два прыжка на пути очутился,

над головою крутит дубинку.

Кто на дороге? Юноша кроткий,

посох с крестом, и у пояса четки!

О, не ходи, возвращайся обратно,

к смерти ведет тебя эта дорога!

Прочность судьбы человечьей превратна,

жизни тебе остается немного!

Оборотись и беги что есть силы,

чтобы дубина тебя не убила,

череп тебе раскроив, изувечив!

Нет, он не слышит, — в раздумьи глубоком,

вкруг не глядит он рассеянным оком,

смерти своей подвигаясь навстречу.

«Кто ты, червяк?   И куда устремился?»

Путник бестрепетно остановился:

«Я — обреченный, — шепнул тише ветра,—

в ад я иду, в сатанинские недра!»

«В ад? О, го-го! Сорок лет в этом месте

оберегаю я эту дорогу,

а никогда не слыхал такой песни,

хоть распевали их мне очень много!

В ад? Уж об этом ты не заботься,

в этом тебе помогу я сегодня!

А как туда мне явиться придется, —

вместе позавтракаем в преисподней!»

«Не издевайся над милостью бога!

Аду я предан еще до рожденья,

кровью расписку в виде залога

выдал отец мой, впав в заблужденье.

Но бесконечна милость господня!

Крест сокрушит темноту преисподней,

и сатаны посрамится коварство!

Волею божией руководимый,

странник вернется назад невредимый,

вырвав залог тот из адского царства».

«Что ты плетешь мне? За сорокалетье

многих отправил я в адские врата,

но ничьего не видал я возврата!

Слушай, червяк! Ты ведь в полном расцвете,

тело твое понежней, чем у зверя, —

было б мне впору тобой повечерять,

но так и быть уж — тебя отпущу я,

хоть из идущих никто по тропинке

не миновал моей тяжкой дубинки,

двигайся дальше. Но — вот что хочу я:

ты поклянись, что расскажешь, как выйдешь,—

все, что услышишь в аду и увидишь!»

Путник свой посох с крестом поднимает,

выполнить клятву свою обещает:

«Этой клянусь я священной оградой,

что принесу тебе вести из ада!»

IV

Снег по весне на пригорках растаял,

реки очистило половодье;

снова летят журавлиные стаи,

но странник обратно все не приходит.

Вот и деревья зазеленели,

благоухают фиалки в подлесьи,

громко звучат соловьиные трели, —

нету из ада обещанной вести.

Вот за весною промчалось и лето,

дни сократились, листва опадает,

нету известий из адского края;

странник наш явится ли с того света?

Может, в дороге растерзан он зверем?

Скрыли ль навек его адские двери?

Злой великан на скале перед дубом

смотрит на запад взглядом угрюмым;

смотрит, ворча: «Сколько их на тропинке

не миновало тяжелой дубинки!

Только один он и не был захвачен,

только одним я и был одурачен!

«Не одурачен ты!»—голос спокойный;

путник пред ним объявляется стройный;

взгляд его ясен, прям и бесстрашен,

лик его светлым сияньем украшен,

словно бы солнце своими лучами

стало сиять у него за плечами.

«Нет, не обманут ты! Клятвой святою

был я обязан предстать пред тобою;

ныне клянусь тебе снова и снова,

что приношу для тебя я сегодня

верные вести из преисподней».

Вздрогнул разбойник, услышав то слово,

в руки дубину схвативши, поднялся,

но как грозою сраженный остался,

взгляда не вынесши огневого.

«Сядь тут и слушай рассказ мой неспешный

о путешествии в сумрак кромешный,

о божьем гневе рассказ мой правдивый,

о божьей милости справедливой»

Странник рассказ начинает, — как черти

грешные души в аду опекают;

жизнь там слилась воедино со смертью —

в муках воскресши там вновь умирают.

Мрачно сидит великан над скалою,

слова не молвя, глядит пред собою.

Странник рассказ продолжает, как тени

тщетно о помощи к небу взывают,

но не приходит никто на их пени,

отклик ничей там не утешает

вечных проклятий их, вечных хулений!

Мрачно сидит великан над скалою,

слова не молвя, глядит пред собою.

Странник рассказывает, как — великой

силой креста — он принудил владыку

ада отдать приказанье, чтоб сразу

дали ему документ злополучный;

как не послушался дьявол подручный

этой расписки отдать по приказу.

Страшно разгневался ада властитель.

«В адской купели его окуните!»

Дьяволы выполнили угрозу,

сделав купель из огня и мороза:

справа плоть уголь пылающий гложет,

лед примерзает слева на коже,

а когда муки предел достигают —

лед и огонь в ней местами меняют.

Дьявол ревет, извиваясь змеею,

никнет от муки без чувств головою.

По сатанинскому повеленью —

прервано адской купелью мученье.

Дьявол, вздохнувши, опять оживает,

но запродажной отдать не желает.

Вновь сатана свирепеет от гнева:

«Пусть его стиснет адская дева!»[17]

Дева была отлита из металла,

руки раскинувши в яростной страсти,

дьявола так она к сердцу прижала,

что затрещал весь костяк в ее власти.

Дьявол ревет, извиваясь змеею,

никнет от муки без чувств головою.

По сатанинскому повеленью

кончилось адскою девой мученье.

Дьявол, очнувшись, вновь оживает,

но запродажной отдать не желает.

Тут сатана разъярился до дрожи: